Анри де Кок - Последние из Валуа

Став популярным романистом, Анри вместе с семьей – женой, дочерью и кошками (часть отцовской колонии?) – перебрался в городок Лиме. Вдали от суетной столичной жизни он продолжал сочинять книги, наезжая в Париж исключительно по делу, предпочитая приглашать друзей к себе, чтобы «повспоминать, – как он писал одному из них, Николя Мартену, – те прекрасные дни юности, когда еще были иллюзии и волосы на голове, когда казалось, что Бальзак скоро всем надоест, а мы и думать не смели ни о какой подагре». Здесь он прожил более четверти века, до самой своей смерти – 14 апреля 1892 года. Один из главных бульваров, пересекающих Лиме сверху донизу, бульвар Аристида Бриана, смешно подбоченился довольно длинной загогулиной. Этот асфальтовый крендель носит скромное название «улица Анри Поля де Кока». Отцу повезло чуть больше (две улицы в Париже и Роменвиле). Имена на дорожных указателях – вот и все, что осталось современным читателям.

В четверг, 17 мая 1571 года, в замке Ла Мюр, в десяти льё от Гренобля, что в Дофине, был большой пир. Барон Робер де Ла Мюр выдавал свою дочь Бланш за графа Филиппа де Гастина.

До чего ж прелестная то была пара: двадцатипятилетний Филипп – хорош собой, честен и отважен; восемнадцатилетняя Бланш – красива, добра и любезна. А как они были влюблены друг в друга!

Десять лет назад их отцы, старые и отважные капитаны королей Франциска I и Генриха II, во имя вечной дружбы решили обручить своих детей. Но, увы, один из стариков – граф Сигизмунд де Гастин, – так и не дождавшись сего счастливого дня, переселился в лучший мир в 1566 году. Старый граф последовал за своей обожаемой супругой Элеонорой, потерю которой так и не смог перенести.

В этот вечер Филипп де Гастин еще острее почувствовал боль утраты своих дорогих родителей, которых он хотел бы поблагодарить за уготованное ему счастье. Юноша вдруг сделался печальным и на его глазах выступили слезы. Ведь он – сирота.

Впрочем, разве барон де Ла Мюр, его супруга Шарлотта, наконец, братья его избранницы, Этьен и Поль, не могли заменить ему родных? Филипп старался казаться веселым, но сердце его время от времени щемило какое-то тяжелое, непонятное чувство. Разум отрицает предчувствия, но и в его отрицании бывает не меньше погрешностей, чем в доказательствах.

Дальнейшие события покажут, что Филипп де Гастин не ошибался, когда под лазурью чистого неба инстинктивно уловил приближающуюся бурю.

Пир проходил в большой парадной зале. Гости – а их собралось человек шестьдесят – по большей части были родственниками хозяев замка, проехавшими ради такого случая десять, двадцать, а то и тридцать льё.

И, дабы оказать честь барону и баронессе, все – и дамы, и господа – явились на свадьбу в лучших своих нарядах и украшениях. Повсюду виднелись бархат и шелк; алмазы, рубины, изумруды, драгоценные камни всех видов сверкали на корсажах и головных уборах. Двадцать лакеев и столько же пажей, под руководством мажордома, мэтра Клода Тиру, старого слуги барона, разносили кушанья и вино.

Все ели и пили тогда от души – в этом я вам ручаюсь! Не в обиду сегодняшним балам-фуршетам будет сказано, но наши предки держались за столом куда более браво! Куски говядины, баранины, птица, рыба, пирожные исчезали, как по волшебству, и тотчас же заменялись другими, которым предстояло исчезнуть не менее быстро. Громадный стол, за которым легко могло бы поместиться и двести человек, был уставлен старинным серебром и хрусталем; посередине возвышалось великолепное чучело павы – необходимая принадлежность всех брачных пиров.

Пробило семь часов вечера, а начатый в полдень – сразу же после брачной церемонии в часовне – пир, казалось, еще и не начинался – с таким аппетитом штурмовали столы гости. Дважды уже, украдкой покидая свое место, Филипп де Гастин подбегал к своей супруге, Бланш, чтобы шепнуть ей три слова. Три слова – полагаю, не нужно быть колдуном, чтобы догадаться, что это были за слова, на которые Бланш, еще более тихо, отвечала тремя такими же. До чего ж восхитителен язык любви, когда, не опасаясь обвинений в однообразии, и напротив, чтобы понравиться собеседнику, вам достаточно лишь повторить его же слова!

Итак, пробило семь, когда, встреченный ворчанием дюжины собак, фамильярно разделявших всеобщее веселье, в зал вошел капитан стражи Гийом Барре.

Прикрикнув на псов, барон де Ла Мюр обратился к капитану: