Александр Носов - 1914

Жрецы майя постигли опасную мощь, способную, как извержение вулкана, вырваться из недр земли. Постоянные кровавые жертвы могли на время ублажить и успокоить духов земли, но люди, ошибочно возомнившие себя выше богов, окутали свою душу, сознание иллюзиями силы прогресса и гуманизма и были обречены на жестокую расплату.

Дряхлые тела империй едва сдерживали рождение новых наций и народов. Как гранитные плиты, они были не в состоянии противостоять мощным, быстрым росткам, их разрушавшим.

Война готовилась разорвать и разметать глыбы Австро-Венгерской, Германской, Османской и Российской империй и похоронить под их осколками миллионы людей.

Девятнадцатилетний студент Гаврила Принцип, член организации «Млода Босния», 28 июня 1914 года в Сараево застрелил австрийского эрцгерцога Франца-Фердинанда и его супругу, поджег фитиль Великой трагедии. Игроки европейской большой политики стали объявлять войну и мобилизацию…

Бывший крестьянин, а теперь фаворит царской романовской семьи Григорий Распутин 29 июня подходил к маленькой церквушке в Тюменском уезде и даже не отмахивался от комаров, вероятно, узнавших родную кровь. Он приехал сюда ненадолго и надеялся через неделю вернуться в Санкт-Петербург, чтобы остановить царя у роковой черты истории. Григорий Распутин машинально благословлял прихожан, стремившихся поцеловать его руку. Вдруг крестьянка Хионина Гусева, в темном монашеском одеянии, склонившись перед проповедником, быстро вынула из-под сутаны нож и вонзила ему в живот.

Григорий почувствовал острую боль, но еще не понял случившегося, сделал несколько шагов и затем тяжело опустился на землю… Благодаря могучему здоровью он выкарабкался, но из больницы смог выйти только 17 августа, когда уже вовсю пылал костер войны. Распутин мог предотвратить вступление России в войну и был способен помочь императору Николаю ІІ остановиться у рокового рубежа.

– Не объявляй мобилизацию, потеряешь трон, – звучало в ушах русского царя предупреждение Распутина, когда тот встал из-за стола с подготовленным к подписи указом о мобилизации и растерянно прохаживался около большого глобуса, значительную часть которого занимала громадная Российская империя, уже готовая распасться.

Николаю ІІ сейчас так не хватало этого уверенного голоса сибирского путника!

– Моих указов ожидают союзники, – наконец решил Николай ІІ и, сев за стол, поставил свою подпись.

Через четыре года он и его большая семья будут зверски расстреляны в подвале Ипатьевского дома на Урале.

Миллионы мобилизованных стали наполнять здоровой крестьянской кровью ненасытную утробу войны, а ее тяжелые жернова – перемалывать человеческие судьбы.

Среди запутанного лабиринта крыш и шпилей храмов Лемберга в начале ушедшего века сначала набухал под лесами строек, а потом взорвался бутоном театр Оперы с необычно высоким куполом. Костелы и церкви, густо усеявшие панораму города и дававшие возможность общаться с Богом, недоумевали появлению еще невиданного храма искусств, где предстояло рождаться новым образам, созданным силой человеческого духа и таланта.

Воображение архитектора воплотило пышное увядание империи, характер своего времени, и здание расцвело, будто сентябрьская хризантема. Модный венский ренессанс, как губка, впитал все имперское разнообразие в помпезном облике театра, пышный фасад которого был щедро украшен балюстрадой и скульптурой. Венчали вход в театр крылатые музы, предрекавшие встречу с невиданной в те времена, но доступной даже простолюдинам, роскошью. Зрительный зал напоминал лиру с тремя полуокружностями балконов, украшенных декором и лепкой. Бронза и позолоченные детали интерьера, хрусталь, разноцветный мрамор и дорогие светильники сразу говорили переступившему порог театра, что открылись ворота в храм. И аллегорическая картина на занавесе со сценой в храме Аполлона настойчиво подсказывала, что здесь проросла античность и превратила театр в территорию свободы, где можно хоть на время освободиться от утомительной имперской строгости. В тяжелых позолоченных рамах зеркал посетителя встречало собственное отражение в непривычной роскошной обстановке. Белые рубашки, галстуки и модные нарядные костюмы подчеркивали особо торжественный настрой и значимость происходящего.

Тадей, сидевший в самом последнем ряду балкона, вытянул и без того длинную худую шею, пытаясь между темными силуэтами голов уловить тот счастливый миг, когда на сцене наконец появится знаменитая Примадонна. Пока что он восхищался грандиозным занавесом «Парнас», закрывающим еще молчащую сцену. Художник Генрик Семирадский за два года до кончины создал свое творение и подарил театру занавес, где торжество античности и классицизма достигло апогея.