Олег Петров - Крах атамана

Второй заход на тюремные нары, за бурятских коровенок, ещё больше ожесточил Федора. Тут еще и отец масла в огонь подлил. Когда он пошел с исхудавшими на тюремной пайке пацанами в баню, приготовленную Гликерией, то еле сдержался, увидев у сына на заднице «кошку с мышкой». Руки чесались прописать по первое число. Но только обругал непотребно.

За ужином помирились. Оказалось, что и к рюмке Федор тянется по-взрослому, и махорочной «козьей ножкой» затянулся, не поперхнувшись. «Большой уже, пора в работу парня определять», – подумал отец. Заговорил, что может устроить Федора к себе помощником – на варку сапожного крема.

– Отдохнуть надо, батя, от тюремных нар, – сказал Федор, многозначительно глядя на троюродного брата Илью, – а там видно будет… Может, опосля и взаправду, как думашь, Илюха, пойти на гуталинное дело?

Вроде мирно потекла жизнь в доме Кисловых. Спокойнее стал относиться пасынок к Гликерии, всячески старавшейся сохранять сложившийся покой и уют. Целыми днями хлопотала она у печки, стараясь накормить всю ораву повкуснее, стряпала ватрушки и пироги, варила наваристые щи и студень из говяжьих лыток. Только хватило мирного течения этого на полторы недели.

В ветреный и морозный февральский день, аккурат это было 25-го числа, Иван Яковлевич послал Федора за покупкой на новый базар – штанами обзавестись на выход.

С тридцатью рублями мелким серебром в кармане довольный Федор походил по базару, но ничего путного не приглядел.

Озябнув, решил зайти отогреть ноги в столовку Филиппа Притупова, которого немного знал через отца. Потому надеялся, что не прогонит.

Внутри было не особенно людно, из раскрытой двери отдельного «кабинета» раздавались пьяные голоса. А вскорости оттуда выглянул явно знакомый Федору человек. Но Федор и вспомнить не успел, где видел эту физиономию, как из «кабинета» вышел молодой парень с наглыми от спирта глазами и, подойдя вразвалку к Кислову, мотнул кудлатой башкой в сторону открытой двери:

– Зайди в кабинет, там тебя дожидаются!

Федор недоуменно поднялся, шагнул через порог.

В ярко освещенном закутке, за столом, заваленном рыбьей требухой, посредь которой высились две пустые бутылки из-под китайской водки, сидели, не считая позвавшего Федора в кабинет, еще четверо. Двоих из них, по той истории с бурятскими коровами, Федор знал.

Это были помощники начальника 4-го участка гормилиции Коршунов и Васильев. Последний-то и высовывался из «кабинета», – теперь Федор его узнал.

– Чего, гаденыш, по базару шаришь? – пьяно спросил Васильев. – Зыришь, чего бы стырить? Не пошла коровья наука впрок?

– Но че вы так говорите-то! – возмутился Федор. – Ничего я не шарю! А за коров ответил…

– Цыц, молокосос! Ты – арестован!

– Да за што это?!

– Сказал «цыц» – значит цыц! – тяжело поднялся Васильев. – Мы тут не шутки шутим! В засаде сидим с товарищами из угрозыска, – мотнул он головой в сторону незнакомой Федору троицы. – Вот ты, шкет, и попался! Арестован!

– Дядечки! Да за што же?! Меня тятька ждет!.. – заплакал Кислов.

– Нет, ты понял? Тятька ждет! – покачиваясь, Васильев оперся на плечо Коршунова. – А? Врешь, гаденыш! Я тебя снова упеку в каталажку, говнюка такова!

Васильев в пьяной гримасе страшно округлил глаза и уставил на Федьку узловатый, желтый от табака палец.

– Упеку!

– Упеку я его, как думашь? – повернулся он к Коршунову.

– Упекешь! – радостно кивнул собутыльник.

– А можа, Ваня, его не упекать?

– Как это, не упекать? – недоуменно, даже с какой-то обидой, вопросом на вопрос ответил, икая, Коршунов. – Как это не упекать, ежели это полный гадёныш? – И погрозил Федору пальцем.

– А не будем мы его, Ваня, упекать! – решительно заявил Васильев. – Не будем. Тюрьма – она не резиновая, там и так без продыху жулья набито…

– И чо же? Вот так от вот… – тряхнул кистями, растопырив руки, Коршунов.

– Ни в коем случае, Ваня! Ни в коем случае! – с ещё большей решительностью протрубил Васильев. – Мы возьмем с него штраф!

– Точно, штраф! – скаля лошадиные зубы, загоготал Коршунов.

– Ты понял, да? – снова качнулся в сторону Кислова Васильев. – Ставишь четверть спирту и – свободен, как птица! – Он так резко махнул рукой, что не удержался на ногах и с размаху плюхнулся обратно на табуретку. Помолчал, испытующе глядя сквозь Ивана, лениво бросил в рот хлебную корку. – Давай, короче… Четверть спирту!

– Где же я его возьму?! – закричал, плача, Федор.