Олег Петров - Крах атамана

Не мог, как Сметанин, Бойцов разделить тех, кого они призваны защищать от преступников, на чистых и нечистых. Не получалось. Где эта грань? И что же, если узнал бы, что перед тобой преступник, набивший мошну на темных делишках, так грабь в отместку, для некой собственной своей справедливости? А не выходит ли в тех случаях, когда представитель закона действует преступными методами, обратное? Иной правонарушитель – погрози ему закон только пальцем – уже сворачивает с грязной дорожки, а иной, еще и не завязший в преступной трясине, под воздействием нечистого на руку служителя закона, становится еще более ярым врагом существующих порядков.

Оборотень, переступивший черту закона, теперь уже бывший его страж, словно выписывает еще сомневающемуся в избранном уголовном пути преступнику индульгенцию на будущее – иди, грабь, убивай! Что это, как не потеря ориентации в обществе? Насколько его усугубляют оборотни? Неважно, какие и в чем, – в мантии судьи, в милицейской форме, в маске депутатствующего политика. Разнятся, разве что, только масштабы последствий – ориентацию теряет целое общество или индивид…

Бойцов не знал, что именно в эти же дни, оглушившие его историей со Сметаниным, милицейскому начальству пришлось разбираться еще с парочкой упившихся властью сотрудников, которые фактически сломали жизнь молодому парню, столкнули его на преступную дорожку.

В середине декабря минувшего года, несчастливого тринадцатого числа, угрозыском были арестованы шестнадцатилетние Федор Кислов и его троюродный брат Илья Бедкин.

Попались они на краже коров у бурят. Разделать на мясо похищенную скотину не успели – оказались в кутузке. Вышли из нее лишь через два месяца.

В общем-то, отнеслись к ним по малолетству снисходительно.

Но тюрьма оставила на хлопцах свой неизгладимый след. В прямом и переносном смысле. На руках и на теле засинели уродливые татуировки, разве что у Федора одна забавная: на ягодице, возле копчика были изображены кошка с мышкой. Смешно в бане смотреть на это художество – при ходьбе получалось, будто кошка так и норовит поймать мышку.

Жил Федор с отцом, Иваном Яковлевичем Кисловым, на Малом острове по Вокзальной улице, в доме Кирзана. Глава семьи состоял в гражданском браке с тридцатидевятилетней Гликерией Федоровной Скляровой. Вместе с ними жили сироты – братья Бедкины. Одногодок Федора Илья и девятилетний Коля.

Все началось с того, что три года назад отец привел в дом мачеху. Невзлюбил ее Федор, а весь свой протест стал выражать уходами из дома, ночевками у родственников в поселке противочумной станции, в Гавани у госконюшни. Связался сам и втянул в знакомство со шпаной Илью. Вскоре это привело к пакостному случаю.

В середине августа 1921 года шпанистые приятели притащили откуда-то бутылку китайского спирта. Компания отправилась на берег Читинки, залезая по дороге в китайские огороды за огурцами и луком.

Расположились на берегу в кустах. Пили, закусывали зеленой добычей, смеялись незамысловатым шуткам. Каждый стремился показать свою взрослость: припадал к бутылке, суетливо потом прихлебывая воду из найденной и сполоснутой в речке чеплажки. Вскоре не могли встать на ноги, что-то пьяно орали, блевали, свесив головы меж ног, после расползлись по кустам и свалились в пьяный сон.

Федор проснулся под закатывающееся солнце. Растолкал Илью, поплелись к воде. Сначала, когда попили и умылись, стоя по колено в струящемся потоке, вроде бы полегчало, но потом – опять развезло. Илья снова свернулся калачиком под кустом, а Федора ноги понесли домой.

Осоловело поглядывая вокруг, решил идти через старый базар. И вдруг увидел группу арестованных, которых куда-то вел милицейский конвой. С пьяной дури Федор внезапно схватил камень, запустил в одного из арестованных и бросился наутек. Но далеко ли убежишь на ватных ногах… Так оказался Федька Кислов в каталажке в первый раз.

За неделю познал азы тюремного бытия: как положено в камеру входить, за что лишний раз выпадает повинность выволакивать из камеры тяжелую и вонючую парашу. Когда на свободу вышел, из другого – за что в камере оказался – мало, что понял.

В ожесточении и угрюмости домой вернулся, виня подростковым умом всех и вся. Мачеху в первую очередь. А как же? Кабы не она в доме, чего бы он, Федька, шатался по разным компаниям и пил ханьку! И ничего уже на Федора не действовало. Отец и так и эдак пытался сына с супруженицей своей примирить; как могла старалась заботиться о парне и Гликерия Федоровна. Но от ее забот пасынок шарахался, как черт от ладана.