Томас Гарди - Джуд неудачник

– Жалованье ученика, моя милая, вовсе не рассчитано на то, чтобы его обязательно хватало на содержание жены.

– Тогда не зачем было жениться.

– Полно, Арабелла! Скверно говорить такие вещи, раз ты знаешь, почему это случилось.

– Я поклянусь, чем хочешь, что когда объявила тебе о своем положении, то думала, что это правда. Доктор Вильберт был того-же мнения. Тебе-же на руку вышло, что это не подтвердилось!

– Я разумею совсем не это обстоятельство, а другое, более раннее, – возразил он поспешно. – Верю, что это была не твоя вина; но прежния твои подруги дали тебе дурной совет. Еслиб они тебе не давали его, или еслиб ты его не приняла, мы в эту минуту были-бы свободны от союза, который, говоря правду, страшно душит нас обоих. Это, может быть, очень неприятно, но верно.

– Кто сказал тебе о моих подругах? Какой совет? Я требую твоего ответа.

– Ну, уж избавь, я объяснять не желаю.

– Но ты должен, ты обязан сказать. Иначе, это будет подло с твоей стороны.

– Ну хорошо, – согласился Джуд, и деликатно передав подслушанный разговор, просил больше об этом не говорить.

Резкий тон Арабеллы теперь смягчился. – Это пустяки. – сказала она с равнодушной улыбкой. – Всякая женщина имеет право так поступить. Риск ведь на её стороне.

– Это право я безусловно отрицаю, Белла. Женщина имеет право поступить так только в том случае, если её поступок не навлекает пожизненного наказания на мужчину, а мужчина, – если не навлекает того же на женщину, т.-е. если увлечение минуты может и кончиться этой минутой, или хотя-бы одним годом. Но когда последствия простираются так далеко, женщина не в праве расставлять сетей, в которые попадает или мужчина, если он честен, или сама она, если он человек иного рода.

– Что-же мне следовало делать по твоему?

– Дать мне время приготовиться. – Однако, что это ты ночью развозилась с этим салом? – нетерпеливо закончил он неприятный разговор. – Пожалуйста, оставь это.

– Тогда мне придется завтра работать, а то оно может испортиться.

– Ну, ладно, убирай; успеешь и завтра, – решил Джуд.

На другое утро, в воскресенье, Арабелла опять принялась за перегонку сала, а эта работа подала ей повод возобновить вчерашний неприятный разговор, приведший ее в прежнее сварливое настроение.

– Так вот что говорят обо мне в Меригрине, – я тебя в ловушку поймала? Было что и ловить, нечего сказать! задирала она Джуда. Занятая топлением сала, она увидала несколько его ценных книг на столе, где им не следовало лежать. – Я не хочу, чтоб эти книги валялись тут! – крикнула она грубо, и, схватывая их одну за другою, начала швырять на пол.

– Оставь мои книги в покое! – унимал ее Джуд. – Ты должна была отложить их в сторону, если они мешают тебе, но пачкать их так – глупо! За неопрятной работой руки Арабеллы были засалены, и потому пальцы её оставляли весьма заметные следы на книжных обложках. Но она продолжала, не стесняясь, сбрасывать книги на пол, пока выведенный из терпения Джуд не схватил за руки слишком расходившуюся жену. При этом укрощении он как-то нечаянно задел её косу, которая распустилась по плечам.

– Пусти! – вскрикнула Арабелла.

– Обещай не трогать моих книг.

Она колебалась. – Пусти меня! – повторила она.

– Обещай!

После маленькой паузы, она наконец сдалась: – Ну, обещаю, только пусти.

Джуд оставил её руки, а она сейчас-же вышла из дому и очутилась на большой дороге уже с заплаканным лицом. Здесь она начала метаться из стороны в сторону, нарочно растегнув лиф и растрепав еще больше волосы. Было чудное воскресное утро, сухое, ясное и морозное, и по ветру доносился колокольный звон из Ольфредстонской церкви. Народ шел по дороге, одетый в праздничные наряды, здесь была преимущественно молодежь, такие же парочки, или как были еще так недавно Джуд и Арабелла, когда прогуливались по этой-же дороге. Они заглядывались невольно на необычайный вид Арабеллы, расхаживавшей без шляпки, с развевавшимися по ветру волосами, с растегнутым лифом, с высоко засученными рукавами и сильно лоснившимися от сала руками. Один из прохожих даже проговорил брезгливо: – Господи помилуй нас грешных!

– Посмотрите, что муж сделал со мною! – вопила Арабелла. – Заставил меня работать в воскресенье, когда мне надо было идти в церковь, растрепал все волосы, да еще платье чуть не изорвал!

Джуд был возмущен этим безобразием и вышел, чтобы силою втащить ее домой. Затем, мало-помалу, его раздражение улеглось. Успокоенный сознанием того, что между ними все кончено и потому решительно все равно, как-бы они ни вели себя по отношению друг к другу, Джуд молча глядел на жену. Счастье их разрушено, думал он, разрушено роковой ошибкой их брачного союза; они виноваты в том, что заключили пожизненный договор, основываясь на временном чувстве, не имевшем ничего общего с взаимной симпатией, которая одна только делает сносным пожизненное сожительство.