Чуфо Йоренс - Я подарю тебе землю

— Сеньора, я весьма ценю ваши советы, но вы забываете, что когда я вас встретил, я уже был графом Барселоны. Я знаю, что у правителя есть обязательства перед народом и он должен действовать во благо большинства. Бывают обстоятельства, когда на первом месте оказывается благоразумие, а любовь и привязанность — уже на втором. Не сомневайтесь, если придется выбирать между сердцем и разумом, я сделаю выбор в пользу последнего. Если мне, подобно тонущему кораблю, придется выбросить в воду груз, чтобы остаться на плаву, я сделаю это не задумываясь. А посему, если кто-то стал для меня балластом, придется от него избавиться, как бы горько мне это ни было. Но имейте в виду, я делаю это по собственному желанию, а не по вашему совету. Кстати, я не забыл, что именно вы просили меня выдать этому человеку разрешение на litis honoris... Если бы не вы, ничего бы не случилось.

Альмодис и бровью не повела. Она не сомневалась, что об их размолвке скоро станет известно всему дворцу. Глядя на графа, она шагнула к нему и взяла его за руку. Ее губы тронула ослепительная улыбка, которая уже столько раз смягчала гнев ее супруга.

Но на этот раз она не возымела действия. Граф отстранил ее руку и произнёс:

— А теперь, с вашего позволения, я хотел бы остаться один, чтобы как следует обдумать своё решение.

Сердито набычившись, граф вышел из комнаты.

Несколько минут Альмодис стояла в растерянности; затем подошла к столику и плеснула себе из кувшина щедрую порцию вина. С кубком в руке она села на стул возле выходящего в сад окна, и, сделав изрядный глоток, вынуждена была признать, что сегодня впервые в жизни граф ее отверг. Она ощупала своё лицо, обнаружила несколько новых морщинок, и злые слёзы покатились по ее щекам.

Здесь, в Барселоне, она пережила расцвет своей жизни. Ей, дважды разведенной, удалось достичь вершин власти, а это дело нешуточное. Она знала, что в народе ее считают алчной и властолюбивой особой, но близкие люди знали также, что она отчаянно боролась за власть не ради себя, а ради детей. Ей вспомнился тот далекий день, когда она впервые встретилась со своим шутом, и собственное удивление, когда этот оракул предсказал, что ей суждено стать основательницей династии по ту сторону Пиренеев. Она всегда знала, что судьба на ее стороне, и трудилась не покладая рук.

Но и препятствий на ее пути было немало. Альмодис вспомнила Эрмезинду и не могла не улыбнуться. Грозная старуха была ей под стать, и Альмодис призналась себе, что без нее в жизни не хватает стимулов. Сражение, которая развязала старая графиня, чтобы отлучить влюбленных от церкви, вызвало у Альмодис своего рода восхищение неподдельной смелостью соперницы. Эрмезинда была грозной соперницей, именно в борьбе с ней приходилось использовать всю решимость и дипломатию, ведь граф по-прежнему любил и уважал жену, понимая, что в конечном счете она старается упрочить его власть.

Затем на память пришли недюжинные усилия, которые она приложила, чтобы стать матерью, когда никто уже на это не надеялся. Прежде всего она стремилась дать мужу наследника, но понимала, что это еще больше скрепит их брак. Она не знала, к добру это или к худу, но у нее родилась двойня, и Альмодис поклялась, что никогда больше не разведется.

Теперь у нее на пути осталось лишь одно препятствие, и она должна быть чрезвычайно осторожной, чтобы устранить его по возможности без потерь. Теперь между нею и судьбой стоял лишь Педро Рамон, первенец графа. То, что в день ее прибытия было лишь капризом ревнивого юнца, вообразившего, будто она посягает на его права, с годами вылилось в суровое противостояние. Она не сомневалась, что в эту ночь он будет торжествовать, глядя, как его отец наконец-то поставил на место ненавистную мачеху.

Графиня сделала новый глоток и вздохнула. Она уже поставила на место Педро Рамона... Гордая улыбка тронула ее губы, едва она подумала о собственных детях. Белокурый Рамон Беренгер, ее любимец, обладал всеми качествами властителя. Именно он должен стать и непременно станет следующим графом Барселоны, кто бы что ни говорил. Она вновь подняла кубок и осушила его до дна.

— За тебя, Эрмезинда, дорогая моя ненавистница, — произнесла она. — Отныне и впредь твой пример будет освещать мой жизненный путь... Если я не смогу воспользоваться своим женским оружием, то воспользуюсь оружием королевы.

Уже к концу последнего заседания все догадывались, чем закончится litis. По дороге из ратуши домой Марти обступили толпы незнакомых людей; они ободряюще хлопали его по спине, давали советы и буквально засыпали вопросами. Лишь благодаря решительности Эудальда Льобета и заслону, созданному вокруг него тремя капитанами и домашними слугами, Марти удалось пробиться сквозь живую стену сочувствующих.