Владимир Малик - Чёрный всадник

Палий погостил три дня и объявил, что завтра уезжает домой.

— Пора и честь знать, — ответил он на предложение сестры остаться подольше.

— Разве тебе у нас плохо? — вставил слово и Кучук-бей.

— Неплохо… Благодарствую за гостеприимство. Но сами понимаете: в гостях хорошо, а дома лучше.

Палий, понятно, не сказал, что так у него было договорено с Арсеном и Романом: если их не будет три дня, то он вместе с остальными казаками тронется в обратный путь. Они определили дорогу — на Киев и урочище на Буге, где должны были встретиться.

Три дня прошло. Значит, Арсен, Роман и Стёха уже в безопасном месте и ожидают его.

Тревожило Палия внезапное исчезновение Чоры. Варвара на вопрос брата ответила, что сын, наверно, отправился с друзьями к морю. Но Палий не поверил этому: не мог племянник без важной причины куда-то уехать, когда дома впервые гостит дядька. Кроме того, чувствовалась какая-то неискренность в словах сестры.

Это его насторожило.

Так как Палий настаивал на своём, Кучук-бей и Варвара-ханум устроили гостям прощальный ужин.

Просторная гостиная была застелена пушистым ковром, который невольницы уставили мисками с едой, кувшинами с вином и шербетом.

Кучук-бей усадил Палия рядом и сам угощал его. Варвара-ханум потчевала казаков.

Когда выпили по кружке вина, завязалась беседа. Начал мурза, назвав Палия братом и другом. На это Палий ответил:

— Да, сейчас мы с тобой друзья, мурза… Даже родственники… И близкие — ведь ты женат на моей сестре. Так давай выпьем за то, чтоб и дальше жить нам по-родственному! Ты не нападай на Украину, не сжигай наших сел и городов, не убивай людей, не бери ясырь… А мы, со своей стороны, не будем нападать на Ногайскую орду [73], в частности на Белгородскую…

— Ты хочешь невозможного, Семён, — возразил Кучук-бей, держа в руке недопитую кружку. — Как же мы сможем жить без войны? Неужели ты думаешь, что ногайцы будут пахать землю, сеять пшеницу, просо, как гяуры? Никогда они, властители степей, не прирастут к земле, чтобы всю жизнь рыться в навозе… Нет, аллах сотворил ногайцев людьми вольными и воинственными! Сегодня мы здесь, а завтра — за Бугом или за Днепром! Саблей и стрелой добываем свои богатства — одежду, коней, хлеб, рабов!

— Но это противоречит доброму соседству и неразумно! — воскликнул Палий. — Если так будет продолжаться, то наши земли обезлюдеют, обнищают, разорятся и станут лёгкой добычей кого-нибудь третьего. Султана, например… Он и так наложил на вас лапу. Да и к нам протянул было, да мы ударили по ней.

— Не уговаривай меня, Семён. — Кучук-бей допил вино и тыльной стороной ладони вытер губы. — Не уговаривай, все равно это безнадёжно. Мы нападали на вас и будем нападать. Это так же естественно, как то, что поутру — по воле аллаха — восходит солнце, а зимой становится холодно и падает снег… Ногаец неразлучен с конём, саблей и луком, не может без них, как рыба без воды. Сам аллах не в силах изменить его природы. А ты хочешь, чтоб это сделал я…

Казаки уже опьянели и едва сдерживались, дабы не наговорить хозяину резких слов. Метелица багровел, фыркал, но под взглядом Палия умолкал и знай подливал в кружки себе, Шевчику и Секачу вина. Секач сидел будто на горячей сковородке, а Шевчик, раскрыв рот, уставился на мурзу, как на какое-то чудо-юдо.

Палий чувствовал, что его начинает разбирать гнев.

— Тогда не обижайся, мурза, если я с казаками приду громить твой улус и другие улусы ногайцев…

— Я не обижусь. Тут уж кто кого…

Палий блеснул глазами:

— Да, кто кого… Это будет война долгая, затяжная, пока один из противников не поймёт, что карта его намертво бита!

— Надеюсь, не наша, — сказал, самодовольно посмеиваясь, Кучук-бей.

— Как знать… Неужели ты уверен, мурза, что твоя тысяча кибиток или, скажем точнее, пять-семь тысяч всадников будут неизменно противостоять нам? Неужели думаешь, что вы в состоянии уничтожить целый великий народ? Особенно теперь, когда он объединился с Москвой?

— Ойе, мошковы [74]далеко… Не всегда они смогут помочь вам… А мы нападаем внезапно, как буря, и так же, как буря, сокрушив все на своём пути, исчезаем.

Палий насупился. Обращаясь к Кучук-бею, посмотрел в его чёрные, с коричневатым оттенком глаза. Взгляды их скрестились, как мечи.

— Я не хотел бы обидеть тебя, мурза, но должен сказать: мыслишь ты, как безусый юнец… Ни один народ на свете ещё не прокормился войной. Рано или поздно ему приходит конец. Чтобы жить, человеку положено пахать, сеять, выращивать скотину, шить одежду, обувь, а не воевать…