Поль Феваль - Тайна Обители Спасения

Галиотом назывался последний дом, образующий угол улицы Фоссе-дю-Тампль и бульвара; в этом доме располагались тогда конторы судоходного товарищества канала Урк. Позади Галиота, поблизости от того места, где ныне этот некогда убогий квартал украшает фасад цирка, посреди разномастных лачуг и домишек деревенского вида имелась узкая улочка. Официально она именовалась От-Мулен (об этом свидетельствовала табличка, укрепленная там, где улочка пересекала предместье Тампль), однако обитатели квартала предпочитали называть сомнительный проулок по-своему – Дорогой Влюбленных.

Если идти с улицы Фоссе, то первым домом на Дороге Влюбленных оказывался подозрительного вида трактирчик под вывеской «Срезанный колос», овеянный дурной славой и нередко посещавшийся полицией. Благодаря резкому излому, который в этом месте делала улочка, своим фасадом он был обращен к бульвару.

С того места, где остановился Приятель-Тулонец, видны были два окна бильярдной залы, испускавшие сквозь занавески красноватый свет. Там делали ставки, о чем зазывно извещала прохожих написанная от руки афишка, подвешенная под красным фонарем и уведомлявшая также о цене кружки пива: двадцать сантимов.

Бильярдный стол на высоких ножках, обширный, точно лужайка, и покрытый зеленым засаленным сукном, располагался посередине просторной залы с низким потолком и с деревянными столиками на подпорках, намертво прикрепленными к стене.

Прямо напротив входной двери помещалась стойка с напитками, а за ней восседала дородная тетушка с лиловатым лицом и в украшенном выцветшими пунцовыми лентами чепце, из-под которого выбивались буйные пряди седых волос: это была мадам Лампион, разорившая на своем веку немалое количество водоносов.

Партия была в полном разгаре, вокруг стола толпилось с дюжину игроков в самых разнообразных нарядах. Среди ветхих блуз и потертых сюртучков попадались вполне приличные фраки, почти чистые и модного кроя. Впрочем, люди тут оценивались явно не по одежке: иным лохмотьям удавалось снискать себе славы и одобрительных дамских улыбок гораздо больше, чем какому-нибудь вполне сносному рединготу, вынужденному довольствоваться скромной ролью простого солдата, допущенного к генеральскому столу.

Тон всему этому обществу задавал франтоватый молодец лет двадцати-двадцати пяти в крохотной кепочке, сдвинутой набекрень и едва державшейся на пышных белокурых кудрях. Он был в сапогах, но без пиджака, сорочка же его была заправлена в панталоны, присборенные на бедрах и стянутые в талии поясом, словно дамское платье. Франт казался явным любимцем зрителей: за ним числилось наибольшее количество шаров, положенных в лузу, и наибольшее количество шуточек, развеселивших публику, не скрывавшую своего восхищения: мужчины одобрительно улыбались, дамы не отрывали от счастливчика ласкающих взоров. Кокотт (так именовался наш молодец) воспринимал знаки поклонения как должное и продолжал побивать своих менее удачливых соперников.

Среди присутствующих в зале только двое не обращали на него никакого внимания: мадам Лампион, по своему обыкновению величественно дремавшая за стойкой, и мужчина атлетического сложения с лицом измученным и несчастным, наполовину скрытым беспорядочно свисавшими волосами. Он занимал столик справа от двери, наиболее удаленный от бильярда, и по обе стороны от него уже успело образоваться пустое пространство. Стоявшая перед ним рюмка оставалась нетронутой: обхватив здоровенными ручищами голову, странный гость пребывал в неподвижности.

Игроки и зрители изредка бросали на него косые взгляды, выражавшие одновременно отвращение и страх. Только Кокотт отважился поздороваться с гигантом, когда тот входил:

– Привет, Лейтенант, как жизнь?

И вполголоса пояснил окружающим:

– Наклевывается крупное дело, раз сюда заявился сам Куатье! Этот бирюк зазря из своей берлоги не вылезет. Держу пари, что нынче ночью кому-то не поздоровится!

Когда в дверях показался Приятель-Тулонец, облаченный в наряд еврейского финансиста, появление его произвело эффект поистине театральный: разговоры примолкли, шары перестали двигаться, шелестом прокатилось по столикам имя новоприбывшего: «Приятель-Тулонец».

– Ну, что я говорил? – подмигнул присутствующим Кокотт. – Наклевывается дельце, да еще какое!

Приятель-Тулонец притворил дверь и промолвил голосом, совершенно не похожим на тот, каким он разговаривал в лавочке папаши Кенига: