Коре Холт - Конунг. Изгои

Он сказал:

— Аудун, я конунг и потому не так свободен, как ты.

— Я знаю.

— Я часто думаю о пути конунга Олава Святого… Как думаешь, он всегда был одинаково свят?

— Если б я в это не верил, я бы не обрел света веры, — ответил я.

Он сказал:

— Во мне борются добрые и злые мысли, и слабость моя в том, что они часто идут одним и тем же путем. Но в этом же и моя сила. Я понимаю, что нередко заставляю злодейство служить правому делу и ложь — правде. Но есть кое-что, Аудун, чего ты не знаешь.

— Чего, Сверрир?

— По ночам, во сне, я возвращаюсь домой в Киркьюбё. Клянусь, я заберу их сюда! Перед лицом Бога клянусь, что заберу в Норвегию Астрид и наших сыновей, как только смогу.

— Я знаю, что ты выполняешь свои обещания, как только тебе представляется такая возможность.

— Ты веришь, что я сын конунга?

Я ответил:

— Во мне сильна потребность верить, что ты сын конунга. Но и сомнения мои тоже сильны.

Он помолчал, потом сказал, и я помню каждое его слово:

— Я ведь знаю, что я не сын Божий. И все-таки Всемогущий мне отец.

Мы задремали в жару бани, потом вышли и облили себя холодной водой. Сверрир сказал, что священник, которого ограбили наши люди, получит обратно все, что они забрали. Но вернуть ему корову не в наших силах.

— У меня есть книга проповедей. Священником мне уже не бывать, Аудун. Пожалуй, я отдам ему единственную книгу, какая у меня есть. Для меня это дорогой подарок.

— И для него тоже, — сказал я.

Мы оделись и разошлись. После этого он немного повеселел.

Йомфру Кристин, твоему отцу конунгу в удел досталось горе и потому он так часто давал пощаду своим врагам.

Серым утром, когда все небо было обложено облаками, мы покинули Хамар. Озеро уже вскрылось, и под ногами ручьем бежала вода. Обитатели усадьбы вышли, чтобы проститься с нами. Вот кого я помню:

Сесилия, сестра Сверрира, еще молодая женщина, в меховом плаще, накинутом на нижнюю сорочку, на ногах у нее низкие башмаки. Ее сопровождают служанки. Она обнимает Сверрира за шею и говорит:

— Ты мой брат и в жизни и в смерти.

Она тихо плачет, он отворачивается, потом смеется и гладит ее по щеке.

— Скоро придут мои люди и увезут тебя домой в Трёндалег! — говорит он.

Она тоже смеется и уходит, потом возвращается и машет нам рукой.

Помню Рагнфрид с маленьким мальчиком на руках — жена, данная Сигурду Богом, мать его сына. Она остается здесь и, если будет на то милость Божья, летом вместе с паломниками придет в Нидарос, чтобы помолиться у раки святого конунга Олава. Рагнфрид тоже плачет. Сигурд бегом возвращается к ней — борода у него чисто вымыта, что случается редко, — и сует в рот сыну комок меда. Лицо мальчика светлеет и расплывается в робкой улыбке. Сигурд опять убегает.

Я помню местного священника — имени его не знаю, — того, у которого украли единственную корову и который получил за это от конунга книгу проповедей. Он пришел, чтобы пожелать нам удачи:

— Не знаю, на вашей ли стороне Бог, но Бог часто бывает на стороне тех, кто еще более убог, чем вы.

Странное напутствие священника уходящим людям, я потом часто вспоминал его слова.

Мы уходим.

Мой добрый отец Эйнар Мудрый уже стар, он едет верхом, однако он еще крепче многих, не говоря, что умней. У моего друга монаха Бернарда из прекрасной страны франков к седлу приторочен неизменный ларец с книгами. Симон, недобрый священник, в воинском одеянии выглядит, как раненый волк, он и опасен не менее, чем волк. За ним идут Вильяльм, Йон, Эрлинг сын Олава из Рэ, рожечник Рэйольв, Кольфинн и Кормилец, который бегает вокруг и кричит:

— Соль!… Соль взяли?

Мы все здесь, теперь мы уходим отсюда. Длинной была дорога сюда, отсюда будет еще длинней. Нелегкой поступью мы разными путями пришли в Хамар, но еще более тяжелой поступью уходим отсюда.

Бальдр, черный пес, которого я подобрал, не отстает от меня, когда мы покидаем Хамар в Вермаланде.

Иногда, йомфру Кристин, с зоркостью, присущей лишь птицам, я вижу пройденные мною дороги. Высоко над лесами и озерами летит на ветру, расправив крылья, моя несчастная память. Внизу люди, они либо сражаются, либо идут, это конунг, я сам, наши друзья, мы безостановочно идем по стране. Мы не думаем о цели нашего пути. И о горе, оставшемся у нас за спиной, и о завтрашних ожесточенных, кровавых сражениях, и о пепле, остывающем после красного пламени снов и запорошившем наши сердца. Но птица с зоркими глазами летит высоко на ветру и видит все.