Коре Холт - Конунг. Властитель и раб

Епископ Осло, Николас сын Арни из Ставрейма, человек, который короновал Сверрира, впал сегодня в немилость у Господа.

Сгустился туман, и упала пелена дождя. Вряд ли баглеры порадуются решению остаться в море еще на одну ночь, чтобы караулить людей конунга Сверрира. Конунг отдал приказ разжечь на мысе четыре костра, подальше от наших кораблей. Люди бросали смолу и скрывались. Таким образом внимание противника было устремлено на суету с кострами. Туман все сгущался, но все же над морем еще стояла полоска света. Мы вывели корабли конунга Сверрира через узкий боковой приток. Одно судно село на мель. Мы пробили ему дно и взяли людей на другой корабль. Остальные спаслись. И прежде чем враг сообразил, что же произошло, мы уже плыли, держа курс на север. Они кинулись за нами в погоню. Однако в открытом море взять легкие шхуны конунга Сверрира было непросто.

На скале лежало тело Бьяртмара. Не быть ему погребенным в освященной земле.

В тот день мы ничего не ели, и только теперь поделили между собой еду. Люди сидели и жевали пищу. Конунг был с ними.

Появившись среди нас, он бросился к своему сыну Сигурду и обрушился на него с проклятиями; встряхнув его, он ушел. Перешагнув через скамьи гребцов, он направился на корму. Никто не осмелился последовать за ним.

Мы смело двигались вперед в полной темноте, неуклонно держа курс на север.

Сперва мы дошли до Тунсберга, а потом повернули на запад, двигаясь вдоль берега. И тогда мы увидели сигнальные костры, предупреждающие о том, что некий флот идет по Фольден-фьорду прямо в Осло. Это мог быть только епископ Николас со своими баглерами. Конунг повернул; дул попутный ветер, а из-за легкого тумана нас вряд ли можно было увидеть с берега. На следующий вечер, под покровом темноты, мы бросили якорь у острова Хёвудей. Нарубив веток с листьями, мы укрыли свои шхуны.

Нельзя было терять ни минуты; каждый из нас сознавал теперь свой долг. Воины окружили плотным кольцом монастырь. Смелый аббат вышел к нам, но его быстро втолкнули обратно. Затем к острову причалила наша шхуна, и весла ее были обмотаны кожей. Вслед за ней должны были появиться остальные. Конунг был в сомнении; в последний миг он сам взялся командовать своими воинами. Повернувшись к Сигурду, он тепло попрощался с сыном. Отдал ему свой меч, а сам взял другой. Я всюду следовал за конунгом.

У нас были проводники, и мы бесшумно двигались вперед по улочкам, спрятав оружие под плащами и надвинув капюшоны на лицо. Нам был нужен епископский дом. Стояла непроглядная ночь. Мы напали на стражника. Он закричал; наш человек с ножом промахнулся, и удар был не смертельным. Между ними завязался бой, а мы побежали дальше, и ноги наши гулко хлопали по сырой земле. Но тут мы услышали удаляющийся стук копыт. Епископский дом был пуст.

Да, эта лисица с епископским посохом улизнула от нас, и конунг помрачнел. А вскоре обнаружилось, что в Осло находится лишь ничтожная часть епископского войска; где же остальные? Мы забрали себе несколько вражеских кораблей, стоящих у берега. Из церкви Халльварда вышли люди; они искали в ней убежища. Оказалось, что это наши. И среди них – Сигурд, конунгов сын; он скрылся в церкви, едва услышал топот на дороге.

Конунг отдал приказ разграбить Осло. Воины его могли забрать себе все, что захотят. Однако он повелел не убивать безоружных. Со своими ближайшими советниками конунг отправился назад, на остров Хёвудей. Своему сыну Сигурду он не позволил грабить город. С издевкой в голосе он сказал, что если тот пойдет туда, где чувствует себя в безопасности, то храмы Божий совсем обнищают. И Сигурд остался. А меч отцовский он потерял.

На следующий день люди возвратились из города с богатой добычей. Многие из них напились и едва держались на ногах. Конунг заявил им, что охотно купит добычу, но может предложить лишь четверть цены. Воины зароптали. Однако они не знали конунга так, как знаю его я; заметив, как наливаются кровью его глаза, как они загораются ненавистью, – я отвел Сигурда конунгова сына подальше, надеясь, что отцовская ярость поубавится, если сын не попадется ему на глаза. Но это не помогло. Хёвдинги то и дело подходили к нам, говоря о недовольстве воинов. Но конунг кричал на них, и они уходили восвояси.

– Уж не напился ли конунг прошлой ночью? – шепнул мне Коре сын Гейрмунда из Фрёйланда.

– Да, – ответил я, – он пьян ненавистью.

– Или гневом на Сигурда, – добавил Коре.

Конунг решил, что раз люди зароптали, то пусть каждый из них, выстроившись в длинную цепочку, пройдет мимо конунга и, преклонив голову под вытянутым посохом, поприветствует его. Тогда я не выдержал и закричал: