Виктор Тихомиров - Чапаев-Чапаев

Тогда доцент застеснялся, занялся поскорее чем-то имеющим оборонное значение и бросил Матрену, которая ни с чем вернулась на насиженное и застеленное «Правдой» место — ящичную тару у дома.

Теперь, став свидетельницей такого подозрительного происшествия, как покушение на персонажа кино, старуха воспрянула духом, от осознания возможной общественной значимости своего гражданского поста. Вместе с надеждой еще пригодиться обществу, вернулись мечты об устройстве вдовьей судьбы в лучшую сторону, а заодно о недоданных наградах и, быть может, в виде сосем уж расплывчатой мечты, ручном автомобиле на электрическом ходу, который она надеялась использовать для поездок в лес, за грибами и ягодами. Все это могло быть сопряжено с опасностью и необходимостью оперативных действий.

Тут-то память, впервые с молодых лет, и выхватила из прошлого возню некоторых ее боевых товарищей на кухне, и мешки с землей, которые были ими вынесены из квартиры, явно украдкой, и рассыпаны в парке по соседству.

Дело было вскоре после НЭПа, осенней ночью, и Матрена была спросонья. Гости ее, бывшие сослуживцы по чапаевской дивизии, как налетели внезапно, так же и исчезли в ночной промозглой тьме, даже чаю не выпив. Сказали, что узнали ее на рынке в лицо, проследили где живет и вот, нагрянули ночью по секретному делу.

От кого они прятались? Почему пришли именно ночью? Не спросила женщина. Времена уже были смутные. Матрена как раз тогда покинула своего героического, хоть и незаписанного мужа, но вскоре истосковавшись, захотела вернуться, да не нашла того в прежнем месте. И адреса ей никто не дал, чтоб написать. И стала она кое-как жить одна.

Сперва, Матрена обрадовалась гостям и подумала, что и муж тотчас объявится. Но не объявился Василий и даже мелкой записочки не прислал. Товарищи же сказали ей на прощанье, указав на подполье, прежде, чем наглухо заколотить его гвоздями: «Про это — забудь!».

А через неделю, стоя в очереди за керосином, увидала она вместе со всей очередью, как их всех пересаживали под конвоем из одного крытого грузовика в другой, и у всех — руки за спину. Один из приятелей Матрену заметил, руку выпростал, палец к губам приложил мимолетно и назад убрал. Очередь же стала переглядываться — кому, мол, это арестант знак послал. Но не поняли.

Матрена и забыла все, как ей было велено, да так крепко, что и в суровые военные времена ни разу не вспомнила. А могла бы и вспомнить однажды, когда хотела пустить половицы на дрова, поскольку совсем уж нечем стало топить зимой студеной. Но мороз, слава Богу, отступил, и пол на многие годы остался стоять, как был, скрывая под собой таинственный клад.

Выругав себя за непростительную чрезмерную забывчивость, Матрена и бросилась отрывать старинные половицы, в предчувствии, что найдет нечто, могущее пригодиться для вооруженной борьбы. Предчувствие ее не обмануло.

Самое время ускориться несколько по ходу течения реки времени, к моменту, когда только — только начались съемки нового фильма о гражданской войне, где Семен Ворон играл роль героя похожего, как две капли воды, на Чапаева.

Артист Ворон в конце концов очухался почти окончательно и был выпущен из больницы на волю. В последний момент в палату набежала целая толпа персонала, которая чуть вновь не уложила Ворона на больничную койку, теснясь, толкаясь и клянча у известности наперебой автографы.

Тут-то артист и ободрился, поправившись окончательно. Он с неожиданной быстротой вошел в привычный образ знаменитости и сделался, как бы недосягаем для простых смертных.

Этот обычай Ворона — меняться и несколько возноситься прямо на глазах и был причиною почти полного отсутствия у него близких женщин. Им не хватало храбрости и воли, чтобы преодолеть этот «вороновский» барьер. Некоторых при виде артиста охватывал натуральный столбняк, так что язык их терял гибкость и не мог выговорить любимого имени. Они и взгляда его не выдерживали, принимались щуриться и глупо хихикать, тут же за это извиняться, потом извиняться за извинения, наконец, обзывать себя дурами, после чего просто реветь и опять повторять все то же самое, но уже вместе с ревом. Ворон к этому давно привык.

В результате, Семен оказывался перманентно одинок, и это несколько даже отражалось на его костюме, подолгу сохранявшем и незаметные мужскому глазу случайные пятна, и даже небольшие отверстия на обшлагах рукавов. Пуговиц тоже обнаруживался зачастую не весь комплект.