Поль Феваль-сын - Кокардас и Паспуаль

Она соединила их руки и поочередно поцеловала каждого в лоб.

– Я не сомневался, что ваши обещания святы, – промолвил граф. – Но меня самого вы, возможно, считаете хвастуном, – продолжал он, и взор его омрачился, – а угрозы мои пустыми и легковесными. Я поклялся отомстить за Невера, а Гонзага все еще жив!

Услышав это проклятое имя, герцогиня вздрогнула, и в лице у нее не осталось ни кровинки, хотя, казалось, не могло побледнеть больше это лицо, несущее на себе печать вечной скорби.

– Анри, – сказала она, – я слишком хорошо знаю вас, чтобы сомневаться. Вы исполните клятву, когда сочтете нужным. Уверена, что мне не придется напоминать вам об этом… Отныне боль моя и Авроры – это ваша боль…

Мадемуазель де Невер бросилась на шею матери со словами:

– Только что он сказал мне то же самое! Ты можешь доверять ему! Слово Анри свято! Каждый день Гонзага нанимает новых убийц, но все они гибнут… поверь мне, это вселяет в него ужас! И у него уже не осталось сил выносить свой страх. Сердце подсказывает мне, что принц должен желать смерти, ибо быстрый конец предпочтительнее ежедневных мук. А гибель слуг показывает ему, каков будет неизбежный исход.

– Вы правы, дорогая Аврора, – прошептал граф. – Тщетность надежд и ежедневный страх – это пытка, терпеть которую свыше человеческих сил. Возможно, уже сегодня вечером Гонзага, чтобы положить конец своему тягостному существованию, бросит мне вызов, не убоявшись даже короля… Если кровь Филиппа Мантуанского брызнет на подвенечное платье, вы не испугаетесь? Не сочтете это дурным предзнаменованием?

Мадемуазель де Невер гордо вскинула голову.

– Если это случится, – сказал она, – я завтра же принесу в дар церкви Сен-Маглуар свое окровавленное платье. И воскликну во всеуслышание: Хвала Господу! Справедливость восторжествовала.

– Не подвергайте свою жизнь опасности сегодня вечером, – решительно произнесла мадам де Невер. – Но если злодей осмелится напасть на вас, убейте его, и пусть белое платье Авроры станет красным от крови этого чудовища, и пусть он испустит дух на могиле своей жертвы!

Через несколько мгновений в парадном зале дворца принцесса собрала всех слуг и приближенных, дабы торжественно объявить им о двух свадьбах. По лицу ее скользнула легкая улыбка, когда она добавила, что венчание состоится сегодня же вечером.

Даже тем, кто знал о долгом ожидании наших влюбленных, подобная стремительность показалась бы неуместной, если бы мадам де Невер не пояснила, что таково желание короля. Наилучшего объяснения и желать было нельзя: даже самые щепетильные родственники и друзья были удовлетворены.

Нежная Мелани Льебо первой подошла, чтобы поздравить и поцеловать Аврору. Этой любящей женщине было хорошо известно, что Лагардер вполне заслужил свое счастье. Затем настала очередь Хасинты. Последними подошли преданные слуги: Мадлен Жиро, Антуан Лаго и старая Франсуаза. А внук ее не помнил себя от радости и в глубине души полагал, что долгожданное событие произошло во многом благодаря ему и его Петронилье. Бедный Жан-Мари!

Кокардас был на седьмом небе от счастья.

– Ну что, лысенький? – говорил он верному нормандцу. – Разве я тебе не говорил, что мы доживем до свадьбы? Ах, черт возьми! Ну и напьемся мы, мой славный!

– На сей раз я не стану тебе мешать, Кокардас. В Бретани, говорят, свадьба считается неудавшейся, если все гости не «упились в стельку»…

– Какая замечательная страна! Да ради нашего малыша Кокардас-младший напьется, как ландскнехт, чего уж там!

К радости же брата Паспуаля примешивалась изрядная толика грусти. Вот и Лагардер женится, а вместе с ним Шаверни… И это прекрасно, кто будет спорить? Но когда же настанет его очередь? Пылкий нормандец не мог не думать о своей пухленькой Матюрине, с которой был бы счастлив пойти к алтарю церкви Сен-Маглуар – пусть даже при этом не будет присутствовать король Франции!

По приказу герцогини старый дворец Неверов совершенно преобразился. Окна, казалось, закрывшиеся навсегда, распахнулись и сверкали мириадами огней, напоминающими праздничную иллюминацию. Старые стены будто бы ожили, что было вполне естественным. Ведь дома отражают состояние души своих обитателей. Когда мадам де Невер была в глубоком трауре, дворец был так же холоден и замкнут, как ее разбитое сердце. Но пришел час возрождения: дом словно сбросил с себя траурное покрывало, а в оцепеневшей от горя душе расцвела радость. Поэтому вскоре в унылом прежде жилище зазвучали звонкие голоса и веселый смех. Начиналась предпраздничная суета.