Глеб Голубев - Пытливый странник

— Простите нас, святой отец, — перебивает его Густин. — Но мы сделали так без злого умысла.

— Мы хотим учиться, — вставляет Василий. — А ведь в академию принимают только католиков.

— По регулам нашей академии вы подлежите изгнанию. Забирайте свои вещи и уходите.

Переглянувшись, Василий и Густин двинулись к двери. На пороге Василий повернулся и попросил:

— Отдайте нам письмо, господин префект. Мы еще не получали за полгода ни одной весточки из дому.

— Забирайте, — префект швырнул измятый клочок бумаги к ногам Василия. Тот поднял его, начал читать.

— Это письмо подложное, — сказал он. — Его написал кто-то из учеников, наших недругов. Как оно к вам попало?

— Его принесла к воротам академии какая-то старуха. Она всех расспрашивала, как найти братьев Барских. Услышав, что письмо из Киева, верные ученики передали его мне.

— Вероятно, те же верные ваши ученики и подослали эту старуху, — насмешливо сказал Василий. — Поистине из этих учеников выйдут хорошие отцы-иезуиты. А чтобы вы убедились, что письмо подметное, я вам открою еще одно. Писано оно братьям Барским, а мы вовсе не братья. Его зовут Густин Линицкий, моя же фамилия Григорович…

— Убирайтесь вон! — багровея, крикнул префект.

Через полчаса оба с тощими узелками в руках вышли на темную заснеженную улицу, вслед им прощально заскрипели тяжелые чугунные ворота…

За несколько месяцев, что провели самозванные братья в академии, ногу Василия действительно удалось подлечить. Что же делать дальше? Возвращаться домой?

Но от городских ворот во все стороны разбегаются дороги. Едут по ним купцы, бредут паломники. Тянутся дороги во все страны, теряясь в морозной дымке за холмами…

Дороги зовут и манят в неведомые края. У приятелей нет денег, но есть молодость, сила и любознательность. И вот, пристав к паломникам, они уходят все дальше от родного дома…

Старая пословица говорит: все дороги ведут в Рим. Наверное, это сказано именно о паломниках. В черных плащах и круглых шляпах, с посохами в руках и с котомками за плечами, бредут они по всем дорогам Европы на поклон к папе римскому, в Италию. Идут по лесным дорогам Польши мимо замков, где пирует пьяная шляхта, и мимо грязных постоялых дворов. Идут по степям Венгрии и мимо картофельных полей Германии.

Вместе с паломниками шагают по дороге и самозванные братья. Они питаются подаянием и ночуют где придется: под навесом корчмы, в старом овине, а то и просто в поле, зарывшись в стог сена. Вырвавшись из мрачных стен иезуитской академии, радуются путешественники свободе.

Иная школа распахнула перед ними свои двери — увлекательная школа жизни. И Василий Григорович-Барский жадно смотрит вокруг во все глаза. Многое удивляет его: и прямые улицы немецких городов с каменными домами, и пышные польские костелы, и высокие крепостные башни Буды, взметнувшиеся над широким Дунаем. Рука его то и дело тянется к перу, чтобы нарисовать для памяти на клочке бумаги то гору Бескид, вечно окутанную туманом, то причудливые ворота королевского дворца в Вене. Таких рисунков становилоь все больше и больше. Василий завел пухлую тетрадь, куда вклеивал их и подробно записывал обо всем интересном, что встретится на пути.

Время было смутное. Австрийские князьки часто воевали между собой. На дорогах пошаливали лихие люди, бежавшие от крепостной неволи. Каждый город на пути закрывался на ночь крепкими воротами, неохотно принимал странников под защиту своих стен. Крепостная стража долго и придирчиво расспрашивала, кто идет, да зачем, да откуда. Нередко путникам приходилось ночевать прямо под городской стеной. Густину надоела такая жизнь. Он несколько раз порывался вернуться домой.

Остались позади равнины Венгрии и Австрии, горные стремнины Альп. Осенью 1724 года Василий и Густин добрались до итальянской границы. Не одна сотня миль осталась уже позади, а в каждой стране у них своя мера: в итальянской миле одна верста, в немецкой — целых семь, как отметил Василий в тетради.

Сильно поизносилась их странническая одежда, разбитые о камни башмаки едва держались на ногах, но приближавшаяся зима уже была не так страшна — пришли они в теплые края. Весело было шагать по тропинкам, вдоль которых нескончаемо тянулись виноградники. Один сад переходил в другой. Каждый клочок земли здесь был заботливо обработан. И, восхищаясь трудолюбием здешних жителей, Василий назвал Италию в своей путевой тетради «Землей труда» — Terra Laboris.