Андрей Калганов - Ветер с Итиля

– Так ему, окаянному, – веселились людины, – гоняй его, не давай спуску!

Получив такое одобрение, она заехала кулаком в глаз Гнедышу, потом как-то хитро извернулась и, обойдя его, взгромоздилась на спину, вцепившись в волосы, как в конскую гриву.

– Уйди, чумовая, – орал Гнедыш, мечась по берегу, как необъезженный жеребец.

Толпа улюлюкала, галдела:

– Эй, Гнедыш, скачи ко мне на двор, овса отсыплю!

– Да не бей, не бей по камням, копыта сотрешь!

– А ну, зубы покажи, может, на что и мне сгодишься…

– У меня как раз кобыла издохла, пахать не на ком…

Опалиха совсем взбесилась: драла волосы, царапала мужику лицо, била по темени кулачищем…

Наконец Гнедыш ухитрился ее скинуть. Опалиха степенно поднялась и, плюнув, пошла в селение. Пацаненок, до того стоявший в толпе, бросился за мамкой и по пути запустил в Гнедыша камнем. Опалиха обернулась:

– Шоб дом у тобе сгорел, шоб скотина передохла, шоб… – Тут Опалиха увидела Степана, стоящего с Любомиром и Алатором чуть в стороне. Вмиг забыла о Гнедыше и, ткнув пальцем в новую жертву, завопила: – Вот он, вот, люди добрые, упырь проклятущий, тать бессовестный. Оговорил, опорочил меня, погубить хотел. Бей его! Помните Вешнянку? – Толпа загудела. – Это он разодрал ей шею…

Толпа пошла на Степана и двух воинов.

– А ну, назад! – крикнул Алатор, выразительно положив руку на рукоять меча. – Ведун решил чужака перед костром погребальным испытать! Никак память у вас отшибло?!

– Чего ждать, сами суд учиним! – послышались голоса.

– Кончай чужака!

– На кол, кровопийца!

– Назад! – закричал Алатор, обнажая клинок. – По закону чужак может доказать свою невиновность.

Сыпля проклятиями, толпа отхлынула. Никто не хотел связываться с бывалым воином.

Ночь выдалась безлунная и ветреная. Ревел Днепр, накатывая пенные валы на берег. Над яром стонал лес. Казалось, что побежденная Ярилой буря возвращалась, скопив новые силы для ожесточенной битвы.

Погребальный костер был сложен недалеко от воды, чтобы в случае если пламя разгуляется по сухим травам, можно было бы его легко унять. На поленьях лежало несколько сотен мертвецов: павшие людины, обряженные в длинные холщовые рубахи с вышивками-оберегами по воротам, четырнадцать ратников в поддоспешниках, с длинными боевыми ножами, лежащими на груди. Все они покоились чинно, вытянув вдоль туловища руки. В ногах у них лежали мертвые хазары, у которых были обрублены кисти рук и на шеи накинуты веревочные петли. Концы веревок были вложены в ладони мертвых людинов. Веки вечные быть хазарам рабами.

Вокруг дымились костры, на них поспевало угощение для тризны. В котлах кипела священная пшеничная каша, над костром крутилась насаженная на бревно бычья туша, на углях несколько женщин готовили жаркое из зайчатины, на земле стояли кадки с хмельным медом, брагой, на широкой и длинной холстине лежали огромные хлеба, копченые судаки; свиные почки, вымоченные в меду, темнели в дубовой плошке, увенчанной головой ящера, [34]щучьи головы высовывались из продолговатых, с затейливой резьбой, посудин…

Отовсюду слышались свирели и гусли, раздавались веселые песни. К чему лить слезы, когда родные и близкие отправляются на пир к могучим и грозным богам, когда все их горести и беды позади? То и дело вокруг костров начинали кружиться хороводы. У людинов в волосы были вплетены кувшинки и лилии в знак того, что нет печали и зависти в сердцах живых, в знак того, что они будут всегда помнить о своих родичах.

Вдруг свирели смолкли. К погребальному костру подошел ведун, в руке его пылал факел. Людины замерли, ожидая, что он скажет. Он опустился на колени, воткнул перед собой факел и принялся нараспев говорить:

– Огонь-Сварожич, призываю тебя! Сожги черные тучи, освети пламенем священным погребальным путь чадам твоим, в Ирий идущим, будто сам Хорс-Солнышко путь им освещает. Огороди их от ворогов лютых, от ветров холодных, от ливней могучих, от немочи подколодной. Чтобы ноженьки у них не избились, чтобы силушки у них не поубавилось… – Порыв ветра взъярил пламя факела, оно забилось, затрепетало, как стяг. Ведун вскочил, воздел руки к небу и закричал: – Ты услышал, ты поможешь родовичам нашим, не оставишь их на тяжком пути… – Он вырвал из земли факел и бросил на облитые маслом поленья.

Поленья занялись. Огонь полез вверх, добрался до тел, и вот языки пламени взметнулись до самого неба. Вновь задудели свирели, послышались удары бубна… Людины пустились в пляс.