Михаил Гус - Дуэль в Кабуле

— Сюда, сюда, князь! — воскликнул молодой конногвардейский офицер. — Садитесь с нами.

За столом были три офицера гвардии. Салтыков представил им Виткевича. Принесли чай.

— Как нравится вам пьеса? — спросил конногвардеец.

Салтыков неопределенно усмехнулся.

— А знаете ли, господа, — воскликнул преображенец, — что ответствовал Полевой, когда ему вручили награду за пьесу в III Отделении!

— В III Отделении? — искренне изумился Виткевич. — В министерстве народного просвещения, хотите вы сказать?

Гвардеец в свою очередь изумился, а Салтыков пояснил:

— Поручик провел много лет на Востоке, вдали от России и столицы… Ему невдомек некоторые наши порядки. Так что же сказал Полевой?

— Он сказал: «Я написал новую пьесу, в коей еще более верноподданнических чувств. Надеюсь, и вы, ваше превосходительство, будете довольны». У нас, поручик, музами ведают в здании у Синего моста…

Идя обратно в театр, Салтыков вполголоса объяснил Яну, изумленному «вольными мыслями гвардейцев», что эти молодые офицеры принадлежали к кружку, в который входил и автор стихов «На смерть поэта».

Виткевич подумал: «Значит, и в столице империи люди могут мыслить по-своему…»

После театра Ян направился в гостиницу, но не вошел в нее, а прошел дальше, до Невы.

Белая ночь стояла над городом в полную свою силу. А белые петербургские ночи не успокаивают встревоженного человека! Напротив, их призрачный свет подстегивает внутреннее смятение, нервы напрягаются больше…

Ян облокотился о парапет набережной. Позади в белом сиянии вставала громада Зимнего, впереди, за Невой, темнела Петропавловская крепость.

В полосатой будке у Иорданского крыльца Зимнего недвижно замер часовой. Нева в предрассветный час (хотя какой же рассвет в белые ночи, когда солнце ходит по горизонту!) — пустынная Нева тоже была недвижна.

Ян смотрел на застывшую воду, а в душе его бушевала буря…

Пятнадцать лет назад вырван он был из родной семьи, и жестокая рука швырнула его в водоворот жизни… Он не пошел ко дну. А каких усилий это стоило! Какую силу духа открыл он в себе… Выплыл из губительного омута. Шел по крутой каменистой дороге вверх.

Яну вспомнилась такая же белая ночь на берегу Невы два года назад — накануне отъезда в Афганистан. Такая же? Нет, совсем не такая!

Тогда впереди была цель, достойная того, чтобы за нее биться…

А теперь?

Как сказал в Оренбургской чайной старик? «Всадник неутомимо скачет к вершине, а достигнув ее, оборачивается и недоумевает: зачем скакал?»

Зачем? Трудно ответить, если жизнь прожита неверно. Но разве она уже прожига? Тридцать два года — только пролог. Но если из них пятнадцать равны по меньшей мере тридцати, а то и большему? Все равно, жизнь еще впереди…

Ян спустился на лодочную пристань. Легкий ялик чуть заметно покачивался на воде.

— Жизнь впереди… Какая жизнь? Пустой, беспочвенной иллюзией обернулось стремление приносить на Востоке пользу народам отсталым, порабощенным. Петербургскому правительству это так же ненадобно, как и лондонскому.

Ян нагнулся, опустил руку в воду. Нева дремала… Небо на востоке медленно алело; белесый свет ночи густел. Ян поднялся на набережную. Зимний дворец был по-прежнему темен и нем… Вон там, на втором этаже, кабинет Николая… Салтыков раньше показал Яну окна кабинета.

— А если сказать императору все, что я думаю? И одним ударом разрубить узел судьбы?

Ян медленно пересек площадь, вступил на Невский.

— Не буду загадывать! — сказал он вслух, и потревоженный будочник высунул голову из своей будки и посмотрел вслед офицеру…

…В номере было холодно, и Виткевич разбудил дежурного коридорного, чтобы затопить камин.

— Ладожский лед прошел, оттого и похолодало-с, — пояснил слуга, разжигая огонь. — Поздненько изволили гулять-с, — прибавил он с почтительной фамильярностью.

— Разбуди меня в восемь ровно, — сказал Виткевич, пристально глядя на пляшущее пламя. — И вычисти парадный мундир, да хорошенько!

Слуга, взяв мундир, сказал понимающе:

— Представляться будете! Министру? Аль повыше? Но Виткевич, погруженный в свои мысли, вопроса не слышал, и слуга, потоптавшись, вышел…

Поутру стук в дверь разбудил спавшего крепко, без снов Яна. Он вскочил, откинул полог алькова, набросил на плечи халат и, подойдя к двери, крякнул:

— Спасибо! Встал…

Потом помешал угли в камине, подбросил немного.

Стук повторился… Ян вышел в переднюю, отпер дверь.