Рафаэль Сабатини - ВОЗВРАЩЕНИЕ СКАРАМУША

Но вновь прибывшие не привлекли внимания искушённых царедворцев. Вскоре из зала, salon d'honneur [2] Официальная приёмная монарха. , вышел некий благородный господин и быстрым шагом направился к группе де Керкадью. Спешка, однако, не препятствовала этому далеко не молодому, склонному к полноте придворному двигаться с величавостью, отметавшей всякие сомнения в высоком мнении названного господина о собственной персоне, достойной своего блестящего, в прямом и в переносном смысле, одеяния.

Не успел он подойти, как Андре-Луи уже осенила догадка относительно этой блистательной персоны. Господин церемонно склонился над ручкой госпожи де Плугастель и ровным, сдержанным тоном сообщил, что он счастлив лицезреть мадам живой и невредимой.

— Полагаю, вы на меня не в претензии, сударыня, поскольку задержались в Париже по собственной воле. Для нас обоих, вероятно, было бы лучше, если бы вы поторопились с отъездом и приехали раньше. А сейчас, пожалуй, можно было и не утруждать себя дорогой, ибо в самом скором времени я сам вернулся бы к вам в свите его высочества. Тем не менее я рад вас видеть. Надеюсь, вы здоровы и путешествие было не слишком утомительным.

В таких вот напыщенных выражениях приветствовал граф де Плугастель свою графиню. Не дав ей времени ответить, он повернулся к её спутнику.

— Мой дорогой Гаврийяк! Неизменно заботливый кузен и преданный кавалер!

Андре-Луи почудилась насмешка в прищуренных глазах графа, пожимающего руку Керкадью. Молодой человек окинул неприязненным взглядом надменную фигуру с крупной головой на непропорционально короткой толстой шее, увидел бурбоновский вислый нос и мысленно заключил, что тяжёлый подбородок в сочетании с вялой линией губ навряд ли говорит о твёрдости характера.

— А это кто? Ах, неужели ваша прелестная племянница? — продолжал граф, внезапно перейдя на приторно-вкрадчивый тон, и как-то даже подмурлыкнул. — О, милая Алина, как вы повзрослели, как похорошели с тех пор, как я вас видел в прошлый раз! — Тут граф перевёл взгляд на Андре-Луи, сдвинул брови и, не припомнив, изобразил ими немой вопрос.

— Мой крестник, — коротко отрекомендовал Андре-Луи сеньор де Гаврийяк, не назвав его имени, ставшего в последнее время чересчур известным.

— Хм, крестник… — Граф Плугастель пошевелил бровями на узком лбу. — Хм!

В это время люди, узнав его супругу, обступили группу, и наконец посыпались вопросы, едва понятные в шуршанье шёлка и шарканье подошв. Но граф, вспомнив о высокой аудиенции, избавил путешественников от легкомысленной толпы и препроводил в приёмный зал.

Вообще-то Андре-Луи сомневался в необходимости и желательности своего участия в этой аудиенции, но уступил вежливой настойчивости господина де Керкадью. Он вошёл следом за остальными в просторный светлый зал с колоннами и очень высокими окнами. Бледный солнечный луч, пробившийся сквозь тяжёлые облака, коснулся яркого узора на толстом абиссинском ковре, блеснул на богатой позолоте мебели и рассыпался на тысячу искорок в огромной хрустальной люстре, подвешенной к живописному потолку.

В позолоченном кресле, по сторонам которого стояли полукругом придворные мужья и дамы, сидел краснолицый человек лет тридцати с лишним, одетый в мышиного цвета бархат с золотым шитьём, с орденской лентой на груди.

Граф де Прованс пока не превзошёл тучностью своего брата, Людовика XVI, но и сейчас его дородность уже внушала уважение. Без сомнения, он унаследовал её вместе с другими фамильными чертами — узким лбом, грушевидным лицом с большим бурбоновским носом и безвольным двойным подбородком и пухлыми губами сластолюбца. Голубые глаза навыкате влажно блестели под ровными дугами густых бровей. Весь его облик говорил об осторожности не от большого ума и важности, а от сознания собственного достоинства. Разглядывая принца, Андре-Луи безошибочно угадал в нём тщеславного глупца и глупого упрямца.

По правую руку от его высочества стояла графиня де Прованс — тощая особа в синих и белых шелках, с какой-то матерчатой тыквой на голове. Надменно-брезгливое выражение делало её лицо, и так обделённое привлекательностью, просто отталкивающим. Слева от кресла стояла женщина помоложе. Хотя назвать графиню де Бальби красавицей было тоже нелегко, её ладная фигурка и живое лицо могли объяснить, почему эта дама добилась признания официальной любовницей его высочества.

Господин де Плугастель вывел свою супругу вперёд. Монсеньор наклонил напудренную голову и с печалью смертной скуки в глазах пробормотал слова приветствия. Впрочем, когда ему представили мадемуазель де Керкадью, глазки его загорелись, и, оценив её свежесть и очарование, граф оживился.