Николай Смирнов - Государство Солнца

— Камчатка? — спросил я.

— Какой там! Сахалин. Отнесло нас в другую сторону. Но все живы остались.

— А как поляка звать?

— Август Беспокойный. Хотел он, значит, у Сахалина отстояться, да капитан не разрешил. «Держите, — говорит, — на норд». Август положение определил, поправили мы груз и потащились через море черепашьим шагом. Так и дошли.

Рассказ матроса мне понравился. Я уже предвкушал, как расскажу его Ваньке Устюжинову. Особенно меня заинтересовала личность таинственного поляка. Я огляделся по сторонам и тихо спросил:

— А где же поляк-то этот? Убежал, что ли?

— Нет, не убежал. На берег их всех спустили, в сторожку. К коменданту повезут, как лодка придёт из крепости. Даст ему Нилов рублей сто за геройство…

— Офицер он?

— Сказывают, генерал…

О генералах я тогда ещё ничего не слыхал. Не знал даже твёрдо, что это значит. Хотелось, конечно, расспросить матроса, да времени не было. Чтобы закрепить приятельские отношения с Андреяновым, я вынул пригоршню кедровых орехов из кармана:

— Держи.

Андреянов взял орехи.

— Сказывают, что в бою его забрали в плен, — продолжал он свой рассказ. — На одну ногу припадает — должно, ранен…

Но мне уже некогда было слушать дальше. Я спросил деловым тоном:

— А сахарку у вас не найдётся?

— На мену нет. Тебе один кусок дам. — Пошарил в карманах и вытащил обгрызенный кусок сахару.

— Больше нет, подмок.

Я поблагодарил и начал прощаться.

— Заезжай ещё, как посвободнее будет, — сказал мне Андреянов на прощанье. — Будем трюм разбирать, может, и порох найдётся…

— Ладно, приеду. Спасибо на приглашение…

Я спустился в лодку по тому же канату. Отец отругал меня за то, что я долго оставался на корабле и вернулся с пустыми руками.

— Нечего сказать, с толком сплавали! — буркнул он и принялся грести.

К нашему счастью, прилив начал подниматься, течение изменилось. Мы быстро поплыли назад.

Тут я увидел, что от берега отвалила крепостная шлюпка на шести вёслах. В ней сидели казаки и, должно быть, новые ссыльные. Я попросил отца подойти к ним поближе. Отец налёг на весло, и мы стали их догонять.

В это время со стороны Большерецка показалась байдарка с ссыльными офицерами. На носу стоял высокий офицер Хрущёв, в белой кухлянке с длинным мехом по подолу, в какой камчадалы хоронят покойников. Он что-то кричал. Мы подошли ещё ближе и могли видеть всё, что происходит.

Хрущёв высоко поднял руку и закричал новым ссыльным:

— Привет! Какие новости в Европе?

— У кого спрашиваешь? — ответил ему конвойный казак. — Не видишь разве? Ссыльные… Откуда им знать…

— Ссыльные… Ура!.. — закричал Хрущёв.

— Ура! — подхватили офицеры.

Тогда один из новых вскочил на скамейку в шлюпке и крикнул:

— Две тысячи ведьм!.. В чём дело? Мы сюда приехали не для того, чтобы над нами издевались первые встречные…

У этого человека было обветренное худое лицо, поросшее светлой бородой. Но голос его звучал крепко. Никаких сомнений не могло быть в том, что это и есть Август Беспокойный. Как раз ведьмами угощал он матросов среди бури.

— Не обижайтесь на нашу радость, — сказал Хрущёв, когда байдарка и шлюпка встретились. — Мы ваши товарищи по несчастью. Отсидите здесь с моё, поймёте наше «ура»…

— В таком случае, приветствую вас! — сказал поляк и поднял руку. Хрущёв продолжал:

— За что вы попали в наши места, и кто вы такой?

— В прошлом — польский генерал, — отвечал поляк весело. — Когда нужно — капитан дальнего плавания. А в настоящий момент — раб русской императрицы. Но в обиду себя нигде не даю…

Байдарка и шлюпка сошлись вместе. Хрущёв пожал поляку руку и заговорил с ним быстро на каком-то незнакомом языке. Поляк ответил.

Я ровно ничего не мог понять из их разговора. Понял только, что они говорили не по-камчадальски и даже не по-китайски.

Их лодки шли медленно. Мы им срезали нос и оставили их далеко позади.

У самого нашего селения на берегу торчала фигура Паранчина. Он начал радостно махать руками. Помог вытащить байдарку и справился о порохе. Отец ничего не ответил, предоставляя мне рассказать камчадалу о нашей поездке. Я это и сделал немедленно же, угостив Паранчина в придачу половиной сахарного куска.

Отец ушёл домой, а мы с Паранчиным остались на берегу. Он непременно хотел посмотреть новых ссыльных, а я должен был показать ему, который из них поляк. Скоро офицерская байдарка и шлюпка вышли из-за поворота.

Офицерская байдарка причалила к берегу недалеко от нас. А шлюпка с вновь прибывшими пошла дальше, к Большерецку. Начинались сумерки, и шлюпка пропала в сероватой мгле. Паранчин едва разглядел Августа Беспокойного.