Сергей Наумов: Колодец Сайфулы

– Антон, пойдем кругами, – сказал Узоров. – Должен быть второй след. Будь внимателен и, главное, старайся идти тише. Ночью в пустыне шорох за версту слышно. Встреча – за четвертым барханом.

Бегичев кивнул. Он давно привык подчиняться товарищу: знал и верил: Петр Узоров опрометчивого решения не примет. Но как идти бесшумно, если ноги проваливаются по щиколотку в сыпучий, шуршащий песок? Как быть внимательным, если все ждешь, что вот с близкого гребня грохнет прицельный выстрел?

Впереди что-то заблестело, засверкало, и Бегичев догадался, что выходит к шору-солончаку и что поблескивает в лунном свете соль. Он услышал лай шакалов, насторожился. Поискал глазами фигуру Узорова, не нашел и короткой перебежкой приблизился к солончаку. Шор нужно было обойти по кольцу. След на твердом грунте едва ли обнаружишь, на тонком же слое песка он должен прочитаться довольно четко.

Антон увидел отпечатки знакомых каушей, когда кончал осмотр песчаного кольца вокруг шора. Цепочка следов тянулась на северо-восток.

И опять след свежий, получасовой давности. Бегичев не сомневался, что он проложен стариком.

Антон шел, низко согнувшись, зорко поглядывая вперед, держа автомат на изготовку. Внезапно ему показалось, что он увидел голову человека. Она мелькнула на гребне холма. Бегичев распластался на песке и медленно пополз вверх по гребню, оставляя так и не исчезнувшую голову слева от себя. Он перевалил через гребень и осторожно двинулся к черному предмету – теперь он не был уверен, что это голова человека, – маячащему на вершине бархана.

Когда подполз ближе, в призрачном свете луны разглядел кожаный туркменский курджум.

Он не раздумывал, когда рванул курджум с земли. А почувствовав тяжесть кожаного мешка и уверовав в то, что там вода, развязал сыромятную тесемку, перехватывающую горло курджума.

Вероятно, он поступил правильно: пограничник обязан осмотреть встреченный им предмет, тем более если он идет по следу. Но Бегичеву не хватало осторожности и опыта, которые имел сержант Петр Узоров. Из мешка послышалось шипение, и показалась голова кобры. Черной молнией выбросилась она из курджума, злобно раскрыв пасть.

Антон, ошеломленный внезапным появлением змеи, отпрянул от мешка, инстинктивно вскинув перед собой левую руку. И тотчас почувствовал острую, режущую боль в указательном пальце.

"Ударила зубами", – пронеслась мысль. Кобра снова взвилась в воздух. Антона захлестнула волна ярости. Почти не сознавая, что делает, здоровой, правой рукой он захватил змею ниже пасти и, глядя в мерцающие холодной злобой глаза грозы пустынь, изо всех сил стал давить ее горло.

Кобра крутила пастью, выставив зубы, по которым каплями стекал яд. Потом обмякла, бессильно упал раздвоенный язык, и тогда Бегичев отпустил горло змеи. Черной лентой скользнула она к ногам Антона.

– Глупо, – прошептал пограничник, разглядывая потемневший, распухший палец. Он знал, что укус кобры смертелен. Нужно быстро спустить отравленную кровь, иначе... последний час видит он эти голубые в свете луны барханы, яркие бесчисленные жаринки звезд, пронизавшие темное ночное небо.

Антон рванул из ножен штык-тесак, снял с плеча автомат, воткнул его стволом в песок, положил распухший палец на торец приклада.

– Врешь – не умру... – в отчаянии прошептал Бегичев и, занеся руку с клинком, ударил резко и сильно, отсекая уже не принадлежавший ему указательный палец. – Я не должен умереть... Петя... Ты слышишь, не должен, – пробормотал пограничник, впадая в беспамятство, и повалился на спину.

На бинтах, стягивающих всю ладонь левой руки, проступило алое пятно. Оно ширилось, росло, и скоро вся повязка набухла кровью.

Узоров разорвал зубами второй индивидуальный пакет.

– Антон... Ты меня слышишь? Слышишь, Антон? – склонился он к товарищу.

– Слышу, – тихо отозвался Бегичев и открыл глаза. – Наложи жгут... вот сюда, – показал пограничник чуть выше локтя. – Бинт не поможет.

– Как ты?

– Из смерти выполз... Еще бы полминуты и... крышка. Сайфула нарочно подложил.

– А ты как думаешь? Расчет на пограничную бдительность. Идти-то сможешь?

– Не смогу – поползу, – сквозь зубы процедил Бегичев. – Мы теперь с ним, гадом, железной цепочкой связаны.

Узоров снял со спины ранец и развернул рацию.

– Я радирую: пусть высылают "тревожную" в наш квадрат. И привезут воду. Мы теперь...

Он недоговорил. Длинная автоматная очередь разорвала тишину пустыни. Пули с железным шорохом взбили песок у самых ног сержанта, жалобно звякнули о металл радиостанции.