Наталия Образцова - Замок тайн

– Проклятье!..

Он представил себе, как смешон. Шляпа слетела, руки увязли в грязи, волосы сбились на лицо, к тому же он весь промок: вода попала даже за отвороты сапог. Но хуже всего было, что незнакомка вдруг повернулась и направилась к нему.

– Ты, видно, здорово ушибся, голубчик.

Джулиан поразился фамильярности ее обращения: она точно говорила с существом низшим, достойным лишь небрежной снисходительности. Правда, растрепанный и обрызганный грязью, он и не заслуживал иного. Поэтому Джулиан промолчал и поднял ногу, выливая затекшую в голенище воду.

А она не унималась:

– Давай я помогу. Ну, давай руку. Давно говорила мэру Лимптону: это безобразие, что у входа в церковь такая лужа. Ну, как же это ты, а? И что теперь твои бедные яйца?

Джулиан так и вытаращился на нее. Подобная фамильярность в устах пуританки – это уже слишком.

– Ах, как мне жаль твои яйца, голубчик. Как они? Наверное, совсем плохо?

– Да нет… все нормально, – наконец выдавил из себя Джулиан.

Но она только всплеснула руками:

– Да как же нормально? Поверь, мне очень жаль твои бедные яички.

Джулиан был готов послать ее ко всем чертям.

– Какое вам дело, сударыня, до моих яиц? – почти прорычал он.

– Но в наше голодное время…

Ее реплику прервал громкий голос мужчины у позорного столба. Он так и залился смехом. Джулиан и молодая женщина недоуменно оглянулись на него. Тут до Джулиана стало доходить, в чем дело. До женщины тоже. В сумраке у противоположных домов она увидела обходившего лужу крестьянина с лотком яиц на плече. Глаза ее расширились, она словно хотела что-то произнести, но вдруг взвизгнула и, подхватив юбки, понеслась по камням прочь.

В следующий миг Джулиан тоже расхохотался. Он смеялся, пробуя встать, но поскальзывался в грязи и падал. Появились какие-то люди. Они недоуменно смотрели на странную картину: хохочущего у позорного столба наказуемого и еще одного весельчака, барахтающегося в луже. Когда Джулиан встал, он весь извалялся в грязи, но никак не мог успокоиться. Так, запачканный, хохоча, он прошел мимо собравшихся зевак, машинально стряхивая воду с мокрого пера на шляпе.

Джулиан смог взять себя в руки только у дверей гостиницы и подумал, что надо срочно привести себя в порядок: платье было безнадежно испорчено, и следовало побыстрее переодеться в новое. Когда он увидел, как изумленно уставился на облепленного грязью постояльца хозяин, то вновь едва не рассмеялся, но все же сдержался. Главное, он добился своего: смех снял напряжение, изгнал из души чудовищное смятение.

Джулиан не стал ничего говорить королю о рассмешившем его происшествии. Когда зазвонил колокол, созывающий верующих в церковь, он разбудил Карла. Джулиан полагал: чтобы не вызвать подозрение, им следует присутствовать на проповеди.

Они слились с толпой пуритан, молчаливых и угрюмых в своей сосредоточенности, и не спеша прошли в церковь. Чтобы оказаться подальше от любопытных, Джулиан увлек короля на хоры. В старой церкви было сыро и душно; сверху прихожане своей темной массой напоминали стаю воронья.

Король поглядывал на это собрание со своей обычной циничной усмешкой.

– Боже, и это наши веселые англичане! – Он вздохнул и процитировал, чуть гнусавя, на манер пуританских проповедников: – «И изрек Он: станьте людьми, сыны человеческие».

– Тише, мистер Чарльз Трентон, – сжал его локоть Джулиан. – Ведите себя скромнее, ибо на нас и так обращают внимание.

– Ничего удивительного, ведь наши лица им незнакомы. А пуританам, несмотря на их мрачность, все же свойственно любопытство.

Король с интересом пробегал глазами по лицам женщин, даже указал Джулиану на одну из них.

– Погляди, до чего миленькая пуританочка! – Он кивнул в сторону прелестной девушки, из-под кружевного чепчика которой на шею спускались две волнистые белокурые пряди – дань женскому кокетству, которое не смогли истребить аскетические проповеди пуритан. – Но, клянусь небом, малютка отчего-то нервничает.

И в самом деле, белокурая девушка выглядела встревоженной, все время оглядывалась, а один раз даже встала, словно намереваясь уйти. Сидевшая рядом с ней тучная, важного вида дама в черной мужской шляпе поверх чепца повернулась к ней и, сжав девушке локоть, не позволила ей этого сделать.

– Видит Бог, это и есть оставленная невеста Стивена Гаррисона, – шепнул Джулиану король. – А соседствующая с ней матрона не иначе как ее матушка. Она-то уверена в себе. А вот ее доченька явно нервничает, опасаясь появления соперницы. И правильно делает. Пусть эта пуританка и мила, но Ева – словно солнце. Хотел бы я ее увидеть, клянусь Богом!