Луи Буссенар - Без гроша в кармане. Среди факиров

Посланник предоставил в их распоряжение лошадей и верблюдов, которые должны были везти путешественников, багаж и лагерные принадлежности. Он очень удивился, узнав, что и Клавдия, и Мэри тоже хотят присоединиться к экспедиции, и советовал им остаться в Пешаваре. Но напрасно рисовал он им все ужасы предстоящего предприятия, напрасно уверял, что никогда еще их честь, свобода и жизнь не подвергались такой опасности, поскольку афридии, по его мнению, страшные люди-разбойники, инстинкт которых подогревается еще и фанатизмом. Клавдия очень просто ответила:

– Своего мужа я сопровождаю всегда, а особенно в опасных путешествиях!

– А я, – прибавила Мэри, – хочу быть первой, чтобы поцеловать своего отца, если он свободен, или умереть вместе с ним, если он погиб.

– Будь по-вашему! – сказал посланник и, не возобновляя больше увещеваний, распорядился ускорить приготовление. В два часа пятеро верховых плюс Клавдия и Мэри, которые тоже изъявили желание ехать на лошадях, в сопровождении взвода улан тронулись в путь. Безостановочно скакали они вплоть до сумерек и лишь при наступлении ночи стали лагерем в ожидании восхода солнца. Лишь с большим трудом им удавалось продвигаться вперед по совершенно невозможным дорогам. Наконец они достигли английского экспедиционного корпуса, вытянутого в линию, лицом к горам. Затем они миновали английские траншеи, главные караулы и последние аванпосты. На границе позиций англичан и афридиев охрана покинула путешественников: продвигаться далее ей было запрещено. Бессребреник взял у жены белый шарф и, размахивая им, звонким голосом скомандовал:

– Вперед!..

Берар скакал рядом с капитаном Бессребреником. За ним следовали Клавдия, Мэри и Патрик. Джонни и Марий замыкали шествие. Боб, запыхавшись и высунув язык, бежал сзади. Всадники доскакали до первой траншеи и остановились перевести дух. Несколько солдат, занимавших это укрепление, быстро отступили назад. При виде европейцев во второй траншее приказали им остановиться. Так как афридии не увидели на прибывших мундиров и так как тех было немного, то они отнеслись к ним довольно миролюбиво.

– Предводитель! Где предводитель? – громким голосом закричал Берар, зная, что только таким повелительным тоном и можно действовать на этих людей – дерзких с сильными и нахальных со слабыми.

Бронзовый гигант с исключительно красивыми чертами лица приблизился к ним с суровым видом и насупленными бровями, размахивая ружьем Метфорда, вероятно, поднятым на поле сражения. Увидев факира, он успокоился и с удивленным видом проговорил:

– Да будет мир с тобою, Берар! Никак не думал иметь удовольствие увидеть тебя сегодня…

– И с тобою да будет мир, Махмуд! Да будет благословен день, когда я увиделся с тобою!

– Что ты от меня хочешь, Берар? И чего хотят эти чужестранцы?

– Я их проводник и друг, и пришел вместе с ними предложить выкуп за двух английских офицеров, находящихся у тебя в плену!

Чело гиганта, прояснившееся было при виде факира, снова омрачилось, и между бровями залегла глубокая угрожающая складка.

– Я не хочу слышать об этих пленниках! – проворчал он недовольным тоном.

– Заметь, Махмуд, – сказал Берар, не теряя надежды убедить гиганта и стараясь разжечь его алчность к деньгам, хорошо известную ему, – выкуп будет громадный, такой, что даже трудно мечтать о подобной сумме!..

– Да нет же, говорю я тебе! – продолжал упорствовать великан. – Оба офицера уже 50 часов как заключены в тюрьму и приговорены к смертной казни посредством лишения пищи!

– Ты отказываешься от богатства, которое очень кстати придется и тебе, и твоему племени?

– Да, отказываюсь!

– Почему?

– Потому что жизни этих двух офицеров оплачены кровью: англичане ведут с нами войну, истребляющую нас, они нас изувечивают пулями «дум-дум» и считают нас дикарями! Дикари – они сами! Со всеми англичанами, которые нам попадаются в плен, мы поступим, как и с этими офицерами!

– Подумай, Махмуд!

– Нет! Ни слова более! Это бесполезно, так как ничто не может нас ни прельстить, ни умилостивить. Возвращайся в английский лагерь, уводи поскорее своих иноземцев, присутствие которых мне ненавистно. Не будь ты их защитником, я, не колеблясь ни минуты, велел бы их продать как невольников.

Во время этого быстрого обмена фразами среди толпы настоящих бандитов Мэри, повинуясь какому-то непонятному наитию, внимательно огляделась кругом. Она, никогда не бывавшая в этом месте, как будто бы начала узнавать его. Ее удивленным взорам представилось несколько картин, которые вызвали волнение. Впечатление ее от гипнотического сна было особенно сильно, потому что касалось обожаемого отца. Теперь, разглядывая маленький невзрачный домик, она ловила себя на мысли, что уже видела его когда-то… Да, именно там, в этом доме некоторое время назад она видела своего дорогого отца и молодого человека, офицера его полка, такого же пленника, как и майор Леннокс. Теперь при виде домика она воскликнула: