Луи Буссенар - Без гроша в кармане. Среди факиров

– Прочь отсюда, падаль! Как же, дадим мы тебе наши тела на растерзанье! Жди-ка!

Известно, что гриф, брошенный на землю, не может сразу взлететь – он должен сперва разбежаться. Джонни, на которого его связанные товарищи смотрели с радостью и надеждой, продолжал размахивать своей добычей, как живой палицей, и сбил одного за другим еще несколько грифов; зловещие птицы надувались, били крыльями и, ошеломленные, вытягивали шеи. В один момент он сбросил их штук двенадцать на нижнюю площадку, где лежали кости. Они скатились туда с глухим шумом. Остальные птицы, испуганные этими вовсе не обычными для мертвецов манерами, тяжело взлетели и уселись на решетку, откуда с удивлением наблюдали за этими непонятными событиями. Джонни важно положил на платформу грифа, послужившего ему палицей, с тем, чтобы взять его еще раз, если потребуется; потом он поспешил к капитану, лицо которого начинало судорожно подергиваться от боли, причиняемой туго стянутыми веревками. Он вытащил из кармана ножик, не замеченный бандитами, и быстро разрезал веревки, лишавшие Бессребреника возможности двигаться.

– Я в восторге, капитан, что мог оказать вам эту небольшую услугу! – сказал он, заканчивая свою операцию.

– А я, мой милый Джонни, не менее рад принять ее от тебя! – воскликнул капитан, который уже совсем перестал рассчитывать на освобождение.

Джонни с той же важностью развязал Мария, добавив шутливо:

– Э, товарищ, ты, верно, не прочь свободно вздохнуть…

– Troun de l’air! Я бы также не прочь выпить ведро воды!.. – воскликнул провансалец, когда его освободили. – Мое горло теперь похоже на бездонную пропасть, выложенную паклей или усыпанную каменным углем! Ресаіre! От всего сердца благодарю тебя, матрос! Ты знаешь… я не окажусь неблагодарным!

Но Джонни уже не слышал его. Они с Бессребреником развязывали мальчика, который понемногу приходил в себя и, чувствуя онемение во всех членах, жалобно просил пить. Надо было объяснить ему, что теперь этого невозможно сделать, но что его просьбу постараются исполнить как можно скорее. Однако, несмотря на естественное желание поскорее покинуть это мрачное место, Бессребреник и Марий захотели узнать, какому чуду они обязаны тем, что остались в живых.

– Между нами будь сказано, это какая-то фантасмагория! – воскликнул изумленный Марий. – Они навязали там таких узлов, которые привели бы в отчаяние марсового на бугшприте!

– Yes! Phantasmagoria, – сказал невозмутимо хладнокровный янки. – Я был когда-то клоуном в цирке и таким путем зарабатывал свой хлеб. Это все происходило раньше, чем я сделался матросом… Вы же знаете, капитан, у нас можно заниматься каким угодно ремеслом, и никто на это косо не смотрит.

– Я не совсем понимаю, – сказал Бессребреник.

– Так вот, когда меня хорошо вымуштровали, добившись того, что мои члены стали гибкими, будто без костей, научили меня всем штукам и выходкам, необходимым при воспитании клоуна, мне показали фокус индийского сундука. Вы его, вероятно, видели. Человека, связанного по рукам и ногам самой сложной системой узлов, запирают в сундук. Через некоторое время, довольно короткое, чтоб фокус показался еще удивительнее, сундук открывают. Там никого нет. Клоун появляется через минуту, держа веревки в руках и торжественно потрясая ими. Этот интересный фокус удается только после усиленной работы, бесконечных и часто безуспешных опытов. Я выполнял его очень ловко и в минуту освобождался от самых запутанных узлов. Теперь я вспомнил этот фокус вовремя и весьма к месту, и он, как видите, сослужил мне добрую службу.

Марий смотрел на товарища, раскрыв рот от удивления, и в первый раз не нашелся, что ответить, несмотря на свое южно-французское многословие.

– Э!.. Мой милый! Это самая чудесная вещь, которую мне до сих пор удавалось видеть, если не считать моего воскрешения из мертвых в Гаванском госпитале, где я лежал в желтой лихорадке. Мадемуазель Фрикетта возвратила меня к жизни, сделав операцию!

Несмотря на весь трагизм положения, на боли в руках и ногах, голод и жажду, Бессребреник, Джонни и Патрик не могли удержаться от смеха при этой выходке добродушного моряка. Он продолжал, счастливый, что ему на минуту удалось рассеять общее тягостное настроение духа:

– Это все отлично, что ты нас распутал; но отчего же ты раньше не применял свои знания?

Джонни пожал плечами и сплюнул по своей привычке, которую он приобрел благодаря постоянному жеванью табака.

– Марий, мой друг, ты, кажется, позабыл, в какой стороне бывает север! Да ведь если б я только попробовал, меня бы сейчас же прикончили.