Жан д'Айон - Заговор Важных

С тех пор как его назначили комиссаром, он решил следовать придворной моде и вместо кожаной перевязи стал носить вышитый шарф. Но так как за одеждой он по-прежнему не следил, замена не только не прибавила ему элегантности, но, напротив, придала еще более неаккуратный вид.

— Друг мой, неужели твоим появлением я обязан только холодной погоде? — окинув критическим взором растерзанную фигуру приятеля, спросил Луи.

В распахнутую дверь ворвался ледяной ветер, и Луи, содрогнувшись, отправился ее закрывать.

— Ну и напустил же ты холода! — заметил он.

— К черту холод! — буркнул пребывавший явно не в духе Гастон. — Не волнуйся, надолго задерживаться я не стану, мне просто надо с тобой посоветоваться. Я столкнулся с преступлением, раскрыть которое мне точно не под силу! Быть может, хоть ты что-нибудь поймешь…

— Конечно же я выслушаю тебя, и очень внимательно. Устраивайся поудобнее и рассказывай, а я пока налью тебе горячего вина из бутылки, что греется перед камином.

Луи взял бутылку сладкого вина, успевшую согреться от горячего воздуха, налил стакан и протянул другу. Тот пригубил, поежился, словно выпуская из себя пар, однако лицо его по-прежнему оставалось растерянным и тоскливым. Пока приятель приходил в себя, Луи подкинул в камин дров, взяв несколько поленьев из горки, которую два раза в день складывал поблизости от очага его слуга Никола.

Справившись с вином, Гастон снял перчатки и, растирая замерзшие руки, принялся рассказывать. Стоя спиной к огню, Луи внимательно слушал друга.

— Меня вызвали на улицу Сент-Авуа, [7] Современная улица Тампль. (Прим. авт.) ту самую, где живет, точнее, жил Бабен дю Фонтене, комиссар квартала Сент-Авуа. Это был лучший полицейский во всем городе!

Несмотря на звучавшую в голосе Гастона растерянность, говорил он на удивление проникновенно. Луи даже удивился: что могло произвести на друга столь сильное впечатление?

— Почему ты говоришь о нем в прошедшем времени? — тихо спросил он, взволнованный необычным тоном Гастона.

— Он только что умер. Из-за этого меня и вызывали. Когда я пришел, я застал его семью в слезах. Его подло убили.

И Гастон яростно сжал кулаки.

— Убили? Но кто?

— То-то и оно! Не знаю! Ничего не понимаю! — дрожащим от ярости голосом воскликнул Гастон.

— Тогда, может, ты мне объяснишь, в чем загадка?

— Вот, ты, наконец, нашел правильное слово. Это и в самом деле загадка. Настоящая тайна… Но я непременно разгадаю ее, — упрямо произнес Гастон. — Посмотри, что я тут набросал.

И он вытащил из кармана несколько помятых листков.

— Бабен дю Фонтене сидел у себя в кабинете. Всего комнат в его квартире три, они расположены одна за другой. Он занимал последнюю, и чтобы попасть к нему, приходилось пройти через первые две. Его супруга и двое их сыновей были дома, но ничего не заметили. Когда пришла пора трапезы, один из мальчиков отправился звать отца к столу и нашел его в кресле. Мертвым. Уже похолодевшим, с дырой в черепе, залитым кровью. Ужасное зрелище для детских глаз!

— Наверное, в него выстрелили сверху из окна, и, скорее всего, из мушкета, — предположил Луи.

— Я тоже так подумал, тем более что одно из стекол в окне разбито. Но пули нигде не было! Понимаешь, — хрипло произнес комиссар, — мы не нашли ничего! Ничего похожего на пулю!

— Невозможно! Пуля либо застряла у него в голове, либо прошла навылет. Вы просто плохо искали! — пожал плечами Луи.

— Да говорю же тебе — ничего там нет! — возмущенно воскликнул Гастон. — Мы все перевернули! А главное, никто не слышал выстрела.

Луи вновь с сомнением пожал плечами:

— Быть не может! Должна быть пуля, хотя бы одна! И потом, ты сам мне сказал, что окно разбито. Значит, сквозь него проник некий предмет!

— Неразрешимая загадка, — беспомощно развел руками Гастон.

— Чем я могу тебе помочь? — сочувственно спросил Луи.

— Подумай и попытайся найти разумное объяснение этой загадке. Никто, кроме тебя, с ней не справится!

В коллеже Луи пришлось изучать право, однако любимым его предметом всегда оставалась математика. Его учитель в свое время обучался у самого Филипса фон Лансберга, немецкого математика, сторонника Коперника и Галилея. Особенно Луи увлекался логикой, позволявшей ему с легкостью делать правильные выводы на основании фактов разрозненных и на первый взгляд не имеющих между собой ничего общего. Поэтому, когда преступление оказывалось особенно запутанным, Гастон немедленно обращался к другу, и тот, поразмыслив, подсказывал ему правильное решение или, по крайней мере, логическое объяснение случившегося.