Ларисса Айон: Азагот (ЛП)

Тысяча и одна Тёмная Ночь – 6, Демоника – 10,5

"Вы можете быть королем или дворником, но все равно каждый станцует со старухой смертью".

Роберт Альтон Харрис[1].

– Ничто не пугает меня так, как Мрачный Жнец, в состоянии возбуждения.

Из своего рабочего кресла, Азагот зарычал на падшего ангела, стоящего в дверях его офиса.

– Я не возбужден. – Он нахмурился. – Ладно, может немного. – Или много. Уже шесть месяцев он отказывался спать с женщинами, присылаемых ему с Небес. Но по-видимому эти сияющие барыги не сдались, потому что снаружи ждала очередная ангельша, желающая немного поразвлечься с горячим Мрачным Жнецом. – Но я не отступлюсь. Я устал от того, что меня используют для создания небесной армии гибридных ангелов.

Это правда, но тут было куда больше, чем просто усталость от того, что его использовали как призового жеребца.

Сам Сатана угрожал Азаготу ультиматумом, и хотя сам Азагот и его царство оставались неприкасаемыми, на его детей это не распространялось. Но он никому не позволит угрожать его детям. Даже Принцу Тьмы.

– Мой повелитель, – осторожно произнес Зубал, – ваша сделка с Небесами...

– Сделка? – Азагот фыркнул и потянулся через стол за чертовски дорогой бутылкой рома Black Tot, которую принесла ему ранее Лимос, одна из четырех Всадников Апокалипсиса. – Это не сделка. Я вызвался добровольцем, отказался от благодати, чтобы править этим шоу ужасов на кладбище демонов. Они изменили правила. После того, как я отдал свою жизнь.

Ага, всего несколько десятилетий спустя после того, как он был изгнан с Небес, чтобы сотворить Шеул-гра – уникальную область, специально созданную в качестве резервуара для душ демонов, Небеса изменили правила игры.

Архангелы внезапно решили, что им нужен особый вид крылатых, чтобы приглядывать за живущими в человеческом мире, жизнь которых важна для судьбы всего мира. И они настаивали на том, что именно Азагот должен породить этих ангелов.

Он так и сделал. Тысячелетиями он брал ангельш, которых они присылали в его постель и создал великое множество прикованных к земле детей полу-ангелов, известных как Мемитимы.

Но теперь с этим покончено. Не смотря на угрозы Сатаны, нависшие над его головой, Азагот просто устал трахаться с женщинами, которые воротили от него нос или лежали как жертвы, пока он не закончит.

О-о, конечно же, были и любознательные, которые хотя бы пытались принимать участие, и горстка страстных, решивших насладится ночкой с плохим парнем. Но по большей части, он с тем же успехом мог заниматься сексом с надувными куклами.

Ага, потрясающе.

Архангелы ещё те мудаки.

– Но господин, вы должны что-то сделать. Вы... раздражительны.

Раздражительный? Зубал еще не видел раздражительности. Из-за раздражения последний помощник Азагота рассыпался на части.

– Отошли женщину обратно и скажи пусть передаст своему начальству, что... хотя нет, подожди. Пусти ее сюда. – Закинув обутые ноги на свой рабочий стол, Азагот злым движением сломал пробку на бутылке с алкоголем. – Я сам передам ей свое послание.

– Как пожелаете.

Зубал низко поклонился и вышел. Спустя несколько секунд он вернулся с высокой, статной брюнеткой в белой с рубиновым мантии, и Азагот застонал. Эта – не из тех ангелов, что приходят покувыркаться в сене.

Мариэлла оказалась небесным посланником и пронеслась по комнате с высоко поднятой головой, словно владела этим местом. Ее размашистые шаги были уверенными и дерзкими.

– Азагот, – начала она, вся такая задиристая и вздорная, – пришло время прекратить игры, в которые ты играешь, и снова взяться за работу.

Он окинул ее взглядом, вопиюще демонстрируя, что оценивает для секса. Она не опустится до того, чтобы переспать с ним, но Азагот решил создать впечатление, что хочет покувыркаться с ангельшей.

– Так ты вызвалась развести для меня свои ноги?

Она сжалась от его грубости, подтверждая его догадку. Большинство ангелов такие чопорные.

– Я посланница, а не наложница. И пришла сюда, чтобы убедить тебя, перестать быть дураком.

– Ах. – Не отрывая взгляда от ангельши, Азагот поднёс бутылку к губам и сделал глубокий, длинный глоток, наслаждаясь сладким жжением жидкости, льющейся в горло.

Он пил пока Мариэлла не скривилась, осуждающее выражение угрожало раскрошить ее кожу, и с преувеличенным наслаждением, Азагот облизнулся и вытер рот тыльной стороной ладони.