Ф. Ван Вик Мейсон - Серебряный леопард

– Берегись, ты, говорящий по-норманнски! Кто ты такой?

Однако, к глубокому огорчению Эдмунда, недавняя короткая схватка с туземцами настолько его обессилила, что он не смог немедленно ответить всаднику.

– Ты рыцарь? – продолжал темнолицый всадник, склоняясь со своего окованного медью седла и пристально вглядываясь в Эдмунда. Граф не успел ответить, как на него сзади набросились три туземца и опрокинули его на песок. Даже при этом англо-норманн мог бы высвободиться, если бы кто-то не нанес ему сильный удар по голове, от чего ноги его ослабели и он беспомощно вытянулся на земле.

– Сдаешься? – проревел чернобородый всадник.

Эдмунд только слабо кивнул. В голове у него словно молоты били по наковальне. Кровь теплыми ручейками бежала по спине и орошала песок…

– Свяжите их, – приказал человек в стальном шлеме. – И если дорожите вашими пустыми головами, не упустите рыжую ведьму. У меня слабость к длинноногим девкам.

Эдмунда связали, обмотали ему вокруг шеи веревку, другой конец которой прикрепили к кольцу на седле пристава. С жалким видом граф побрел за конем. Его сестра плелась следом за ним, спотыкаясь, готовая каждую минуту упасть.

На вершине холма их поджидала целая дюжина косматых крепостных, или мужиков, как назвала бы их саксонка, мать графа. Аборигены держали в поводу нескольких лошадей и мулов. К тощей шее каждого животного был прикреплен факел; некоторые из них еще дымились. Это, как вдруг понял Эдмунд, и были те движущиеся огоньки, которые напоминали огни стоящих на якоре кораблей. Именно эти мерцающие точки обманули капитана «Сан-Джорджо», и он направил гонимую бурей галеру на рифы.

Оставив послушных аборигенов собирать обломки, которые море продолжало выносить на берег, толстый пристав – он откликался на имя Ниссен – быстро двинулся вперед. Полуголые, истекающие кровью пленники едва поспевали за его конем. Они продвигались перебежками, порой их просто подтаскивали веревками, которыми пленники были привязаны к седлу.

Эдмунд, немного взбодрившись под струями внезапно налетевшего дождя, шел, то и дело спотыкаясь босыми ногами об острые камни. Несчастная Розамунда! Она заслуживала того, чтобы передвигаться с большими удобствами. Эдмунд почувствовал, что уже достаточно хорошо владеет собственным голосом, и громко заявил твердолобому захватчику, что в его жилах, как и в жилах его сестры, течет благородная кровь и что он не только рыцарь, но и граф. Эдмунд де Монтгомери намеревался и дальше протестовать против унизительного обращения с ним и с его сестрой, но всадник приказал одному из копьеносцев подтолкнуть разговорившегося молодого человека острием копья в голые ягодицы.

– Заткнись, лживая собака! – прикрикнул пристав на Эдмунда. – Вы оба больше похожи на рабов с затонувшей галеры.

По манере говорить Ниссен напоминал искателя приключений, не слишком давно покинувшего Нормандию.

Растянувшаяся колонна некоторое время двигалась по песчаной дороге, параллельной морскому берегу. Трава с острыми краями хлестала пленников по ногам, а порывы ветра швыряли песок им в глаза.

Вскоре Розамунда начала сильно прихрамывать. Отяжелевшая от воды туника снова сползла, оголив по пояс ее гибкое, прекрасное тело. Однако несмотря на все страдания, медноволосая девушка продолжала высоко держать свою гордую голову.

Улучив момент, Эдмунд вполголоса спросил ее:

– Сколько ты еще можешь идти?

– Немного, – с усилием ответила она. – Но в чьих владениях мы все-таки находимся? – И, не дожидаясь ответа, девушка вздохнула и ускорила шаг, чтобы хоть немного ослабить веревку, которая была привязана к ее рукам.

– Может, в Сицилии. Или где-то в Ломбардии, – сказал граф. – По крайней мере, думаю, мы не попали в руки неверных, хоть эти туземцы совсем темнокожие.

– Что еще ждет нас? – тихо пробормотала Розамунда.

– Один Бог знает. Мы в Его руках, – так же тихо ответил граф. – Впрочем, мы в Его воле с той минуты, когда обреченная галера налетела на скалы…

Прибрежная дорога, петлявшая среди высоких скал, вывела наконец на пустынное плато, совершенно голое, без единого дерева и вообще без всякой сколько-нибудь заметной растительности. Дальше дорога вела мимо обуглившихся остатков того, что когда-то было величественным храмом или дворцом… Только три из шести красивых беломраморных колонн все еще стояли перед его обвалившимся фасадом. Остальные давно упали и лежали в руинах, покрытые лишайниками, поросшие сорной травой.