Александр Дюма: Сын Портоса

Во время предшествующей сцены Жоэль стоял, прислонившись к одному из колес, неподвижный, но полный внимания, — карета, разумеется, остановилась, согласно приказу разбойника.

— Клянусь гордыней Люцифера! — воскликнул последний, окинув юношу взглядом. — У этого молодого петушка изрядные шпоры! Если он решит пополнить собой численность моего отряда, то я, черт побери, сделаю его своим адъютантом! Что вы скажете на это, приятель? Вы что, не поняли меня? — добавил он, так как Жоэль хранил молчание.

— Отлично понял.

— И вы согласны?

— Нет, потому что не имею желания кончить дни на виселице.

— У молодого человека есть чувство юмора, — проворчал Корбюфф, кусая усы, — а у меня слабость к веселым парням. Так что даю вам пять минут на то, чтобы принять решение…

— Какое именно? — спокойно осведомился его собеседник.

— Поступить ко мне на службу или уплатить компенсацию за потерю рекрута, столь сильного телом и бодрого духом. Ну, есть у тебя кто-нибудь еще? — обратился он к вознице.

— Да, мадемуазель Аврора дю Трамбле.

— О Боже, очевидно, какая-нибудь престарелая вдова! Должно быть, она весьма почтенного возраста, если принадлежит к семейству, некогда снабдившему Бастилию комендантом. [6] Леклер дю Трамбле — знатный дворянский род из провинции Анжу, представителями которого были упомянутый комендант Бастилии и его старший брат Франсуа, в монашестве отец Жозеф — приспешник Ришелье, прозванный «серым кардиналом». И где же эта почтенная дама?

— Вы говорите обо мне? — послышался нежный мелодичный голос.

Открыв дверцу кареты, женщина спрыгнула на песчаную обочину дороги.

На вид ей было не больше двадцати лет. Ее сильная гибкая фигура сделала бы честь самому роскошному придворному наряду, но сейчас она носила скромное дорожное платье.

Пышные темно-каштановые волосы напоминали корону, в которой поблескивали золотые блики. Взгляд темных блестящих глаз, казалось, проникал в самое сердце, а пленительная улыбка никого не могла оставить равнодушным. Спокойным шагом, не проявляя ни страха, ни слабости, она подошла к шляпе Корбюффа, почти доверху заполненной взносами ее товарищей по путешествию.

— Вот, сударь, деньги, которых вы ожидаете, — холодно промолвила она.

— Прошу прощения, мадемуазель, — приосанившись, заговорил Кондор, — но если бы я увидел вас, то без сомнения пропустил бы впереди этих господ. Хороши бы мы были, черт побери, если б не предоставляли соответствующие привилегии женскому полу, высокому званию и красоте!

Молодая девушка протянула руку и бросила в шляпу кошелек.

— Я отдаю вам половину денег, которые везу в город; другая половина принадлежит не мне, а двум сиротам, ради которых я и отправилась в это путешествие с целью вести тяжбу с родственниками и приобрести благосклонность судей. Хочу надеяться, что вы не окажетесь более алчными, чем первые, и более враждебными, чем вторые. — Все это было сказано с достоинством, даже с некоторой надменностью.

— Клянусь душой, прелестная просительница, — с насмешливой галантностью ответил полковник, подкручивая усы, — что и родственники и судьи капитулируют перед могуществом вашей красоты…

— Сударь!

— Таким образом я делаю вывод, что ваши сироты не будут нуждаться в сумме, которую вы желали бы сохранить при себе, и более того, — вам не понадобится бриллиант, сверкающий на вашем точеном пальчике, чтобы умолять и очаровывать.

— Я не в силах понять…

— А между тем все ясно: это кольцо чудесно подойдет и для пальчика моей возлюбленной. Вам не следует надеяться лишить меня его, равно как и второй половины суммы, которую вы мне столь любезно вручили.

Мадемуазель дю Трамбле устремила на разбойничьего капитана понимающий взгляд.

— Значит, вы намерены отнять у меня эту драгоценность и оставшееся золото…

— О Боже! Благодарите, что мои требования столь умеренны. Рыцари большой дороги потребовали бы много больше.

Аврора в отчаянии ломала руки.

— Повторяю, сударь: я отдала вам все свои деньги — остальные мне не принадлежат. Я представляю…

Покуда девушка держалась твердо и несколько высокомерно, разбойник прикидывался вежливым, но ее взволнованные мольбы пробудили в нем привычную наглость.

— Будет вам, — ухмыльнулся он. — Сироты не прогадают, имея такого очаровательного и красноречивого адвоката. Особенно, если вам удастся обзавестись в Париже достаточным количеством щедрых друзей.