Владимир Понизовский: Ночь не наступит

И вот — утренние газеты.

Леонид Борисович развернул «Биржевку»:

«...Только Власти, даровавшей первый избирательный закон, исторической Власти Русского Царя, довлеет право отменить оный и заменить его новым. От Господа Бога вручена Нам Власть Царская над народом Нашим. Перед Престолом Его Мы дадим ответ за судьбы Державы Российской. От верных же подданных Наших Мы ждем единодушного и бодрого, по указанному Нами пути, служения Родине, сыны которой во все времена являлись твердым оплотом ея крепости, величия и славы.

Дан в Петергофе в 3-й день июня, в лето от Рождества Христова тысяча девятьсот седьмое, царствования же Нашего в тринадцатое...»

Какие тошнотворно выспренние слова! Но что бы там ни было, гнетущее состояние неопределенности разрядилось, словно угольные стержни, через который пропускался все более напряженный ток, наконец раздвинули — и произошла вспышка. И эта вспышка высветила намерения самодержца и его камарильи.

Ильич сказал вчера: «Будем продолжать борьбу. Будем готовить новое наступление». Как продолжать, как готовить?.. Если бы можно было вывести формулу, а потом вместо иксов и игреков проставить цифры, сделать поправку на прочность и получить единственно точный ответ. Но увы, этот инженерный метод неприложим к борьбе классов, к расчетам революционных движений масс. Наука социальных битв сложней в сто крат — и нет однозначных ответов на ее задачи. Хотя, опыт минувших битв должен многому научить и выявить закономерности...

Леонид Борисович застегнул сюртук и вышел в приемную.

Контора «Общества электрического освещения» помещалась в просторной жилой квартире, сдаваемой в наем богатым домовладельцем-виноторговцем. Приемная-гостиная и теперь не утратила уюта жилой комнаты: весело-золотистые обои, зеркало в резной раме над камином, персидский ковер на полу. Кроме дверей кабинета Леонида Борисовича, сюда выходили двери кабинетов председателя правления Ивана Евграфовича Ададурова и директора-распорядителя Александра Карловича Арндта. У окна, за американским бюро, восседала на высоком стуле секретарь, уже по первому впечатлению оставлявшая ощущение некоего очаровательного снежно-батистового существа. Инженер предпочел бы видеть за бюро преклонных лет даму, синий чулок, знающую, однако, делопроизводство и сторожащую порядок в переписке с фирмами и клиентами. Это же юное создание, неистощимое на томные улыбки, жмурящее глазки, в отсутствие кого-либо было сосредоточено, без сомнения, на единственном занятии — разглядывании в зеркало своих прелестных достоинств. Но Зиночку принял на должность директор-распорядитель, какие Александр Карлович имел на то резоны, Леонида Борисовича не заботило, однако приходилось мириться и с сумбуром в папках «дел», и с кружевами. Впрочем, Зиночка была и в самом деле очаровательна.

Сейчас инженер лишь рассеянно скользнул взглядом по ее лицу:

— Зинаида Андреевна, до обеда я никого не принимаю.

— Хорошо, Леонид Борисович, — девушка сделала досадливую гримаску: по имени-отчеству инженер называл ее, когда бывал не в духе. — Но... тут звонили подрядчики с Охты. Я не хотела вас беспокоить и сказала...

— Уже и сказали, — в его голосе чувствовался укор.

— Да. И они едут... Будут к двенадцати.

— Бог с вами, сударыня. Их приму, но более — никого, срочное поручение от Ивана Евграфовича, — он кивнул на дверь председателя.

— Ни и ни! Больше никого! — решительно подтвердила Зиночка.

Леонид Борисович вернулся в кабинет. За немытым с осени, в кляксах просохших дождевых капель стеклом струился голубой, солнечно-прозрачный день. По широкой мостовой катили редкие экипажи, по тротуару вышагивали бездельники с тросточками. Напротив, через улицу, свежими красками пестрела реклама на здании управления страхового общества «Саламандра». Рядом, у магазина «Венский шик», щеголь в цилиндре помогал даме сойти с подножки кареты.

В сторону Невского прогарцевал жандармский полуэскадрон. Но тоже буднично, неторопливо. Лошадь под замыкающим всадником подняла хвост. К шлепнувшимся на камень катушам уже спешил из ворот дворник с метлой и совком.

Справа, со стороны Невского и Гороховой, приближался извозчик. Кучер понукал гнедую кобылу с шорами на глазах. Экипаж остановился у резного чугунного козырька парадного входа дома № 14. С сидений спрыгнули два бородача. Один держал круглый футляр для бумаг. Другой, постарше, в картузе на кудлатой голове, деловито расплатился, похлопал по блестящему крупу кобылы, что-то, хохотнув, сказал кучеру. Тот приподнял над головой шапку, неторопливо потянул вожжи.