Тимур Рымжанов - Хромой странник

Еще раз посмотрел на ручеек, который журчал слева от меня, невольно сглотнув сухой ком в горле.

Сколько прошло времени? Минута, две? Может, чуть больше. Мои карманные часы остались висеть на гвоздике в мастерской. В голове по-прежнему ни одной светлой идеи и назойливое чувство тревоги.

Ручей стекал вниз по холму и, надо полагать, впадал в реку. Не нужно быть гением, чтобы догадаться, что там, на пригорке, – родник.

Вставая с сырой земли, я не без сожаления убедился, что у меня очень сильно разболелось колено, а все тело пронизывает неприятная мелкая дрожь, словно с похмелья. Глоток свежей воды просто обязан реанимировать отупевшее сознание, вернуть к жизни или вывести из этого странного, бредового, затянувшегося кошмара.

Солнце коснулось горизонта в тот момент, когда я поднялся на вершину пологого берега. Реку отсюда было видно просто замечательно, со всеми изгибами и отмелями, с густым кустарником, нависшим над самой водой. Еще одна плохая новость: скоро стемнеет, а я понятия не имею, где нахожусь и как сюда попал. Единственный положительный момент лишь в том, что хотя бы знаю теперь, где запад в этой затянувшейся галлюцинации. Хотя если это действительно галлюцинация, то какое значение имеют стороны света?

Родник пробил лунку в высокой траве, образовав небольшую лужицу. Пришлось примять стебли, чтобы наклониться и утолить жажду. Вода была ледяной до такой степени, что даже вкус ее не чувствовался. Я жадно глотал воду, черпая ее ладонью. Напившись, помыл руки и ополоснул лицо. Это чуточку придало бодрости, но ненадолго.

Пока было светло, я решил еще раз внимательно рассмотреть странный предмет, который сегодня утром принес в мастерскую и стал чистить с таким усердием. Круглая подставка, без всяких сомнений стальная, потому что отчетливо видны следы старинной ковки. Размером чуть меньше чайного блюдца, толщиной сантиметра два. Камертон, как я его назвал, а скорее действительно маленькая подковка с загнутыми концами на тонкой ножке – в самом центре. На внешней части подставки какие-то рисунки, орнамент или надписи, но разобрать их при таком тускнеющем освещении невозможно, да и очищен он еще не до конца. Тогда на рынке, увидев его среди убогого товара старушки, я первым делом подумал о том, для чего мог бы понадобится такой странный предмет. По всем признакам он был целый. Без отломанных или потерянных деталей или частей. Он не был похож на подсвечник или подставку. Что-то совершенно самостоятельное, законченное, но мне незнакомое. Он даже домашней утварью не казался. Нет сомнений в том, что именно этот предмет стал причиной моего появления здесь. Зажатая в ладони витая ножка еще вибрировала, обдавая кожу то теплом, то холодом. Я еще толком не знаю, где «здесь», но явно не там, где я был. Вот, собственно, и все скудные логические построения моей отупевшей башки. Что остается делать? Идти. Ничего другого на ум не приходит. Идти, искать людей, выяснять обстановку, и самое главное – не паниковать и не пороть горячку.

Легко сказать, трудно сделать. Кто бы на моем месте не паниковал, а? Правильно. «Крутой перец» из славного войска дяди Васи! Сокращенно – ВДВ. На душе, искорябанной кошками, немного полегчало. Незримо и неслышно включился механизм, отлаженный еще армейской службой и отшлифованный в училище.

Дыхание стало глубже, спокойнее, зрение и слух обострились.

На берег реки плавно оседали сумерки, краски тускнели, звуки приглушались. Я слышал непрерывный треск оравы кузнечиков и цикад в траве, клекочущие вскрики птиц у берега, шелестящий шум ветра, жужжание суетливой мошкары. Это не ледяная или знойная пустыня, не открытое северное море и не крутые скалы. Меня учили справляться с такими ситуациями, меня учили не терять рассудка. Как бы нелепо и странно все ни казалось – условия благоприятные. Тепло, сухо, уютно, на первый взгляд безопасно. Причин для паники нет. Я уверено ориентируюсь, знаю направление сторон света, и окружающий пейзаж не кажется чуждым и опасным.

Я стоял в полный рост, неторопливо осматривался по сторонам, в тот момент, когда какой-то очень резкий звук, похожий на щелчок, резанул по воздуху со стороны леса.

Я еще слышал отзвук эха, в тот момент, когда тело уже действовало. Организм, словно бы вспомнив когда-то усиленные тренировки, среагировал мгновенно, и я сам не понял, как оказался на земле.

Такое впечатление, что от ушиба у меня в мозгу нарушились какие-то причинно-следственные связи, и я все понимал и осознавал многим позже, чем действовал.