Дороти Даннет - Путь Никколо

— Да я только хотел…

Сидевший рядом Феликс ухмыльнулся во весь рот.

Юлиус воскликнул:

— Пейте, пейте! Я же сказал, хватит о девчонках. Забудьте, что я вообще о чем-то говорил.

— Ладно, — недоуменно отозвался Клаас, выпил и вздохнул: — Очень славное вино.

Юлиус не спешил соглашаться. Подмастерью в красильне что угодно покажется славным… конечно, кроме работы. Феликс (хозяйский сын, его ученик и каждодневное бремя) провел отличный денек, охотясь на зайцев, хотя совершенно этого не заслуживал. Лишь он один, Юлиус, исполнил свой долг и заработал право на недолгий отдых.

Мимо скользили берега канала. Гребцы как всегда дружески бранились и перешучивались, порой затягивая какие-то песни. Разогревшиеся под солнцем херувимы на бортике ванны казались сонными и ленивыми. Когда винная бутыль, наконец, оказалась в руках Юлиуса, он перевернул ее вверх дном, чтобы полюбоваться сквозь стекло на солнце. «Старательный юноша, но весьма легковесный по натуре…» — так его оценивали наставники, когда он корпел над учеными трудами в Болонье.

Ну да Господь с ними, с этими крючкотворами! Здесь Фландрия, а не Италия. Здесь никто не видит ничего плохого в том, чтобы помочь перегрузить ванну с корабля на баржу, а затем доплыть прямиком до дома. И немного пофилософствовать при этом… В чем же тут легковесность? Юлиус, поверенный семейства Шаретти, зажмурился — и тотчас получил болезненный удар под ребра. Не выходя из полудремы, он ударил кулаком куда-то наугад.

— Эй! — раскрасневшийся Феликс вновь попытался пнуть его.

Юлиус перекатился набок, уходя от удара. Шум льющейся воды объяснил ему, зачем Феликс старался его разбудить: они приближались к шлюзу.

— Ты сбил у меня с головы шляпу, — рокотал Феликс, и голос его гулко отдавался внутри ванны. — Ты сломал перо!

Клаас, который уже выбрался наружу, чтобы помочь при прохождении шлюза, обернулся, желая оценить размеры нанесенного ущерба. На самом деле, трудно было ударить Феликса и не попасть по его головному убору — островерхому, с длинными заостренными полями, похожему на бумажный кораблик. Длинное перо с перебитым хребтом валялось теперь на ягдташе. Каштановые волосы Феликса под сбитой шляпой промокли от пота и прилипли к темени, свалявшись, как войлок. Вид у него был донельзя разъяренный.

— Ты же сам говорил, что перо тебе надоело, — заметил Клаас. — Где там наше пиво, мейстер Юлиус?

Клаас жил в семье Шаретти с десяти лет, и, поскольку приходился им дальней родней, то имел право разговаривать с Феликсом в подобном тоне. За эти годы Клаас стал не просто подмастерьем, но и чем-то вроде оруженосца при наследнике Шаретти. Тот время от времени пытался поколачивать Клааса, но чаще всего предпочитал с ним не связываться. Матушка Феликса радовалась миру и покою в доме и потому позволяла Клаасу, пренебрегая своими обязанностями, удирать из красильни всякий раз, когда это было угодно ее сыну. Юлиус, также преисполненный благодарности, надеялся, что Клаас задержится в подмастерьях еще достаточно надолго, чтобы Феликс успел достигнуть зрелости, а еще лучше — преклонных лет.

Юлиус, по природе человек добродушный, ничего не имел против jonkheere Феликса. Ему удавалось держать юнца в руках. Клаас, напротив, не мог удержать в руках никого и ничего; именно поэтому ему так часто и доставалось… Сейчас подмастерье в последний раз толкнул весло, положил его на палубу, а затем прошел на корму и вручил Феликсу шляпу. Рост и крепкое сложение Клааса, ямочки на его щеках и вечная готовность помочь — вот что бросалось в глаза, прежде всего. И ни одна девица моложе двадцати не оставалась равнодушной к его чарам…

Юлиус слышал, как тот что-то говорит Феликсу, но не стал присоединяться к беседе. Тема была ему известна заранее. Конечно, стряпчий ничего не имел против хорошеньких женщин, он не был свободен от тщеславия и знал, что его многие находят привлекательным. Не раз ему приходилось спасаться от чар молоденькой супружницы очередного заказчика. К тому же он отнюдь не собирался приносить монашеские обеты, по крайней мере, в ближайшее время. Конечно, если удача сама идет в руки, человек должен быть к этому готов. Но Юлиус оставался весьма умерен в своих аппетитах. Он не буйствовал, подобно Клаасу, и не стенал, как бедняга Феликс, даже если и случится плыть три мили по каналу от Слёйса в Дамме, любуясь изящными лодыжками.

Доступными лодыжками, что немаловажно. Высокородных дам с выщипанными бровями, в рогатых чепцах и расшитых жемчугом туфельках едва ли встретишь здесь, на причалах, среди складов, сараев и на портовых улицах гаваней Брюгге. Тут вас ждут лишь накрахмаленные чепчики и игриво подоткнутые домотканые платья.