Дороти Даннет - Путь Никколо

Проводив Кателину, хозяин дома вернулся в гостиную, где обнаружил грека беседующим с Арнольфини, торговцем шелком из Лукки, которого он, кажется, не приглашал к себе сегодня. Мессер де Аччайоли держал в руках детскую настольную игру и расставлял на ней фишки. Оба они обернулись к Ансельму, и тот дружески поздоровался с Арнольфини.

Как выяснилось, лукканский купец зашел к нему без особой причины.

— Разве что из уважения к вашему бескорыстию, — заявил он. — Как мне сказали, вы немало времени потратили на то, чтобы уладить это неприятное дело с затонувшей пушкой. На всех нас сие произвело большое впечатление.

Грек проговорил негромко, не сводя глаз с игровой доски:

— Был наложен большой штраф, но гильдии достаточно богаты.

— Совершенно верно, — отозвался Арнольфини, — богаты и платежеспособны. И я слышал, что штраф был уплачен даже прежде, чем огласили приговор. Кто придумал эту весьма странную игру?

— Не помню, — отозвался Ансельм Адорне. Его ничуть не удивило, когда грек поднял голову и взглянул на него с улыбкой.

Когда Кателина ван Борселен вместе с горничной покинула особняк Адорне, небо было ясным, и ветерок едва касался ее бархатного плаща. Вот уже два дня, как она вернулась домой, во Фландрию.

Сильвер-стрете, где жил ее отец, находилась на другом конце города, и расписная лодка Ансельма Адорне ожидала Кателину у выхода из сада, а при лодке — трое слуг, готовых позаботиться о ней. Кателина велела отвезти ее домой длинной дорогой, мимо монастыря кармелиток, церкви святого Эгилия и громады аббатства августинцев; мимо красивой церкви святого Якоба, за которой виднелись башни Принсенхофа, куда с таким трудом доставили ванну герцога Бургундского. Но Кателина не желала думать об этом. Равно как и об оценивающем взгляде стряпчего Юлиуса. Она заставила гребцов везти ее почти до самой рыночной площади.

Говорят, в Венеции немало мостов, но в Брюгге их тоже никак не меньше сотни: каменных, с печальными позолоченными святыми; деревянных, с потемневшими перекладинами и цветами в кадках.

На дорогах царила толчея, однако река, разветвляясь, проникала повсюду. Она-то и являлась настоящей транспортной артерией, по которой сновали большие и малые суда, почти соприкасаясь бортами, груженые, переполненные мешками, корзинами и ящиками, животными и людьми; они перевозили монашек и стражников, купцов и чужеземцев, клириков, посланцев и держателей гостиниц, а также владельцев кораблей, стоящих на якоре в Слёйсе, которые пролетали мимо на своих быстроходных скифах, нагибая мачты, чтобы проскользнуть под блестящими от воды арками мостов.

По обеим сторонам каналов теснились крытые черепицей дома с цветочными горшками на окнах и балкончиках, с крышами, подобными глазури на пироге. Их опоры, ворота, двери складов выходили на канал. Ступеньки вели прямо из воды в крошечные садики, где розы карабкались по стенам, подрагивая от каждой проплывающей лодки и посылая ей вслед свой аромат.

Ван Борселены были родом из Зеландии, но в душе Кателина чувствовала, каково это — быть уроженцем Брюгге.

В Эдинбурге все было серокаменным и просто серым, даже дерево. И все дороги там были прямыми, а стены — устремленными ввысь. Брюгге же весь плоский. Брюгге — словно в веснушках теплых кирпичей, а вдоль улиц в беспорядке теснятся особняки, дворцы и дома богачей. В Брюгге повсюду слышатся голос воды, и эхо, отражающееся от кирпичных стен, и шепот деревьев, и хлопанье сохнущей ткани под ветром, и бесконечное ворчание, подобное голосам болотных лягушек, и немолчный скрип ткани, растянутой на ширильных рамах. Брюгге говорил крикливыми голосами чаек и перезвоном колоколов.

Колокола звонили и со всех башен Эдинбурга, но в Брюгге человек рождался под нутряную пульсацию звонниц. Рабочий колокол бил четыре раза в день, и тогда матери спасали своих отпрысков из-под ног прядильщиков. Дозорный колокол. Большой колокол, трезвонивший для войны или для принцев, — этого крикуна слышно даже на палубах Дамме. Свадебный колокол. Нет, об этом Кателина также не хотела думать. Она вернулась из Шотландии с позором, ответив отказом жениху, которого выбрал для нее отец. Так поступать не подобает. Дочерний долг велел вступить в брак по требованию семьи, а у ее отца не было сыновей. Теперь у Кателины лишь два пути — либо монастырь, либо брак с другим отцовским избранником. И она прекрасно знала, кем станет этот избранник.