Дэвид Бликст - Короли Вероны

— А ты почему шатаешься по городу, вместо того чтобы быть на свадьбе? — Пьетро старался перекричать толпу.

— Ох, знал бы ты, сколько я усилий приложил, чтоб отговорить его от женитьбы! Ну не дурак ли — всего на пару лет старше нас с тобой, а уже привязан к юбке! Но сейчас во дворце делать нечего — слуги носятся как сумасшедшие, женщины квохчут… Так что я попросту сбежал.

Услышав возглас одобрения, юноши задрали головы. На балконе последнего этажа несколько молодых женщин довольно откровенно свешивались через перила, так что их груди почти вываливались из лифов. Одна из девиц помахала Пьетро, сверкнув пышно-розовым из выреза платья. Пьетро покраснел и неловко помахал в ответ.

— Могу устроить свидание, — предложил Марьотто.

«Нечего удивляться, — подумал Пьетро. — В конце концов, это рыночная площадь».

Вслух он сказал:

— Во Флоренции их обязали носить маленькие колокольчики.

— Да ну!

— Представь себе. На эту тему даже шутка есть: колокола зовут раскаяться в том, к чему раньше позвали колокольчики.

Монтекки болтал без умолку, играючи пробираясь сквозь давку. Сообразив, что Пьетро скоро придется бегать за гусиными перьями, воском для печатей и прочим необходимым поэту в его ремесле, он указал новому приятелю улицу, где продавались эти незаменимые вещи.

Наконец они добрались до квартала галантерейщиков. Тот располагался почти у самой стены из туфа, являвшей собой полный контраст к уже примелькавшемуся розовому мрамору и красному кирпичу. Стену эту построили еще римляне, а может, их предшественники — кто знает? Следы первых обитателей Вероны затерялись во времени. А стена осталась. Она окружала самую старинную и богатую часть города. Пьетро, однако, усомнился в ее надежности.

Через двадцать минут на Пьетро красовался вполне модный, если не сказать вызывающий, головной убор. Юноша остановил выбор на пышном темно-красном беретто с тонким зеленым пером прямо над левым ухом — ухом гибеллина. Чувствуя себя записным щеголем, Пьетро проследовал за Марьотто к сапожнику, где заказал для отца пару сандалий. Заказ обещали выполнить к следующему дню.

Солнце было в зените, приближался свадебный обед. Марьотто улыбнулся своей великолепной улыбкой.

— Пойдем-ка к нам. Отец наказал мне развлечь сыновей синьора Алигьери.

— Алагьери.

— Я так и сказал. — И он хлопнул Пьетро по плечу. — Честно говоря, я до смерти не хотел идти. Спасибо тебе за то, что ты совсем не похож на сына знаменитого поэта.

Пьетро снова вежливо засмеялся, но сердце его упало.

«В этом-то и вопрос, разве нет? Что есть сын поэта — или любого другого великого человека, — как не бледное подобие своего отца? Бледное, жалкое и ничтожное…»

Чтобы взбодриться, Пьетро стал размышлять, как отблагодарить Марьотто. Ему не в новинку было оказаться совершенно одному в незнакомом городе, а вот в первый же день встретить друга… К такой роскоши Пьетро не привык. Когда до палаццо оставалось пять минут ходьбы — они снова шли по пьяцца делле Эрбе, — Пьетро осенило.

— Подожди секунду, — попросил он и исчез в толпе.

Через несколько минут вернулся.

— Это вам, синьор . — Он отвесил глубокий поклон, изящно взмахнув своим великолепным беретто, и одновременно протянул Монтекки пару кожаных ремешков тонкой работы. К каждому было прикреплено серебряное кольцо, чтобы владелец мог выгравировать на нем свое имя.

Монтекки просиял.

— Опутенки! — воскликнул он и уже было хотел схватить подарок, но вовремя вспомнил о приличиях. — Право, Алигьери, это слишком…

Пьетро выслушал причитавшуюся ему порцию довольно неубедительных отговорок и смущенно улыбнулся.

— Твой ястреб должен быть щеголем, под стать хозяину.

Марьотто не скрывал восторга.

— Завтра мы поедем верхом вдоль Адидже. Посмотрим, чему научился мой ястреб.

Пьетро кивнул.

«Если отец отпустит».

Вслух он сказал:

— Буду рад.

С южной стороны послышался колокольный звон. Восточная сторона отозвалась теми же нотами. Марьотто изменился в лице.

— Боже, мы опоздали!

Колокола церкви бенедиктинцев только что отзвонили к обедне, когда двое запыхавшихся юношей взлетели по ступеням внутренней лестницы палаццо Скалигеров и резко остановились на почтительном расстоянии от распахнутых двойных дверей. На лоджии спорили и смеялись — до юношей долетало гулкое эхо, усиленное воронкой залы. У каждого из них вырвался вздох облегчения — праздник еще толком не начинался, они почти не опоздали.