Николай Паниев: На грани жизни и смерти

— Измена! — упавшим голосом произнес побледневший адъютант и приказал: — Негодяя Волконского взять живым или мертвым!

В штабе поднялся большой переполох. Воспользовавшись неразберихой, Чочо незаметно выбрался из здания. Первым его встретил переодетый в офицерскую форму Григоровский, боевой подпольщик из Севастополя. Он помог Чочо сесть в автомобиль, в котором уже сидели Иванка и другие участники операции.

Балев и Ванко выбрались на улицу через потайную дверь. Они держали под руки Волконского. Христо сказал Ванко:

— Беги, Ванко! Любой ценой передай пакет! А я...

Балев взвалил на себя Волконского и скрылся в темном переулке. Стоявшие неподалеку в обнимку парень с девушкой поспешили ему на помощь. Раненого подпоручика молча внесли в дом.

Когда преследователи выбежали из штаба, то увидели автомобиль перед поворотом на другую улицу. По команде Скабичевского все бросились в свою машину для погони. Отъехать далеко преследователям не удалось. Григоровский, который находился перед зданием штаба, пока его друзья выполняли задание по извлечению секретных бумаг из несгораемого шкафа, воспользовался своей формой офицера врангелевской армии и проколол шины автомобиля, в котором приехали Скабичевский и его подручные. Пока преследователи пересаживались на другую машину, Ванко и его друзья были уже далеко.

Анна Гринина уже который раз выходила на «бис». Вдруг на сцене произошло нечто непредвиденное. Завершив блестящее фуэте, Анна Гринина развернула алую кружевную шаль, подняла высоко над головой и стала размахивать ею. На какое-то мгновение в зале воцарилась гробовая тишина. Потом галерка разразилась громом аплодисментов. Многие в зале радостно и бурно приветствовали этот поступок русской балерины. Депутаты левых партий вскочили со своих мест, начали кричать:

— Браво! Браво!

Вынуждены были аплодировать, но уже далеко не так восторженно и в первых рядах партера.

Кутепов посмотрел на Покровского и, избегая встречаться взглядом с монархом, поспешно покинул ложу.

Зрители с задних рядов и галерки, преимущественно молодежь, хлынули вперед, взобрались на сцену, подняли на руки танцовщицу с алым знаменем...

В костюме Авроры она как бы олицетворяла ставший легендарным русский крейсер «Аврора» с развевающимся на флагштоке победным красным знаменем... Лучшего финала придумать было нельзя! Это был подвиг на сцене, подвиг в театре, где были не только друзья русской революции, но и враги, причем враги злейшие...

Раздались свистки блюстителей порядка. Запев «Смело, товарищи, в ногу!», толпа стала опускаться со сцены...

Стоя за кулисами, Кирилл Васильевич Гринин часто подносил платок к глазам и радостно шептал:

— Триумф, настоящий триумф для тебя, Аннушка. Для тебя и твоей революции триумф. За такое торжество я готов отдать жизнь. Ты отомстила за все и за всех. Аннушка.

В ту ночь должен был выйти экстренный номер болгарской коммунистической газеты «Работнически вестник». На первой странице крупным шрифтом были набраны заголовки: «Предательская игра раскрыта», «Секретный пакет разоблачает планы врангелевского командования». Раньше всех о случившемся узнали типографские рабочие. Старый наборщик — «словослагатель», как его уважительно называли по-здешнему, — поделился с соседом:

— Слышал я, что, когда по заданию нашей партии добывали этот самый пакет, был тяжело ранен один русский...

— Настоящий патриот Советской России, — отозвался молодой печатник.

— И еще говорят, будто он из знаменитой русской фамилии, — продолжал наборщик.

По настоянию Анны Орестовны раненого Волконского тайком перевезли к ним в дом, который охранялся дружиной помощников Христо Балева. Подпоручик был в беспамятстве. В бреду все куда-то рвался, бессвязно повторял:

— Санкт-Петербург... Санкт-Петербург! Жить, домой... Во глубине сибирских руд... Огонь! Огонь! Санкт-Петербург... Матушка! Еду, еду, матушка...

— Мы выходим его, — обещала Гринина

И действительно, несмотря на тяжелую рану, молодой офицер вскоре стал медленно поправляться. Домашняя обстановка как нельзя лучше благоприятствовала быстрому восстановлению сил. Балев нашел врача, которого можно было не опасаться, и Волконский, разыскиваемый агентами Покровского, чувствовал себя в безопасности.

Как-то в разговоре с Гриниными Волконский заметил, что завидует тем, кто теперь уже окончательно собирался на родину.