Николь Галланд - Месть розы

Все это она произнесла из-за спины Маркуса, нервно вцепившись ему в плечо.

Выражение веселости на лице Конрада угасло.

— Да, — согласился он.

Ситуация была неприятной сама по себе, но еще больше раздражала необходимость думать об этой ситуации, да к тому же во время законного отдыха. Влюбленные вздрогнули в ожидании того, что сейчас на них обрушится знаменитый королевский гнев.

— Фактически… Господи, это так глупо с твоей стороны, Маркус.

— Знаю, сир, — пробормотал сенешаль пристыженно. Рука Имоджин, как бы защищая, скользнула ему на грудь, и он снова покраснел.

— Если ее отец узнает, то потребует содрать с тебя шкуру. И главное, в каком положении окажусь я? Ты же знаешь, Маркус, он ненавидит моих верных слуг и, конечно, воспользуется таким отличным поводом, чтобы унизить всех вас! Черт побери, как ты можешь быть таким эгоистом?

Маркус, с пылающими щеками, не решался поднять взгляд.

— Простите меня, сир, — прошептал он.

— Это так непохоже на тебя! Ты всегда избегал малейшего риска! Христос, так ведут себя только эти идиоты рыцари, о которых поет Жуглет.

— Я никогда не относил себя к романтическим героям, сир.

Конрад вытаращил глаза.

— Что ты сказал? «Романтические герои»? Ты в своем уме? Мой друг Маркус в жизни не употребляет таких слов.

Ничего не говоря в свою защиту, Маркус выпрямил спину, по-прежнему глядя в пол. Конрад презрительно фыркнул и резко продолжил:

— Я позабочусь, чтобы сюда никто не заглядывал. Но она не покинет эту палатку, даже изменив облик, это тебе понятно? Если хоть кто-нибудь узнает, что моя кузина была здесь, да еще в столь откровенном виде, доказать ее невинность будет невозможно. Это плохо отразится на нас обоих и сделает ее бесполезной, коль скоро мне потребуется выдать ее замуж за кого-то другого.

— Ее не застанут здесь, — пообещал Маркус.

— И ты никогда больше не поставишь меня в такое двусмысленное положение. Или в следующий раз это будет хлыст.

С этими словами Конрад с силой ударил Маркуса по щеке.

Имоджин прикусила губу; Маркус даже не вздрогнул.

Разрядив таким образом свою злость, Конрад сделал глубокий вдох и спросил:

— Ты продумал способ тайно вывезти ее отсюда?

— Да, сир…

— Если Жуглет участвовал во всем этом, а, по моему мнению, так оно и есть, он заплатит за это. Где он, кстати?

— Жуглет? — Маркус нервно затряс головой. — Господи боже, сир, он же ужасный сплетник! Ему ничего не известно. Я сам все устроил. Но обещаю вам, Имоджин не будет скомпрометирована.

— Хорошо, — все так же резко продолжил Конрад. — Потому что мне ни к чему проблемы с ее отцом. Он и без того досаждает мне. А ты, прекраснодушный влюбленный, играешь ему на руку. — Он застонал. — А что из этого может сделать кардинал Павел!

— Ее отец думает, что она отправилась в женский монастырь, — торопливо пробормотал Маркус.

Конрад встал.

— Учти, Маркус, если ему станет известно об этом, я не в курсе. Меня до глубины души потрясет эта история, я буду в ярости и покараю тебя очень сурово и публично. Ты знаешь, что именно так я и сделаю.

— Только пощадите ее, Конрад.

В личной беседе Маркус позволял себе фамильярность такого рода, апеллируя к десятилетиям близких отношений с королем.

— Я накажу того, на кого укажет оскорбленный отец, — хмуро ответил Конрад. — Меньше всего мне нужны проблемы с Бургундией сейчас, когда я пытаюсь найти себе невесту среди его вассалов. Славен Христос на небесах, — уже у самого выхода из палатки бросил он. — Не снимай панталон, Маркус.

Оставшись наедине, влюбленные посмотрели друг на друга с облегчением и болью.

16 июня

Менестрель Жуглет и Линор снова флиртовали, дожидаясь Виллема на ступенях у выхода в маленький внутренний двор. Зеленая льняная туника девушки была зашнурована плотнее, чем одобрила бы мать, но молодых людей результат вполне устраивал. Линор была, возможно, самой прекрасной женщиной графства Бургундия, но, похоже, сознание собственной исключительности мало ее волновало.

— Я изумилась, когда Виллем ответил мне «да». — Юная красавица благодарно улыбнулась. — Это только ради тебя, Жуглет. Брат не позволяет мне вообще ничего.

— Он заботится о вашей безопасности, моя госпожа, — постарался сохранить беспристрастность менестрель. — Его терзает мысль обо всех этих тощих странствующих музыкантах, готовых похитить вашу честь, дай им такую возможность.