Амеде Ашар - Золотое руно

— Но если я сдержу свое слово, кто мне поручится, что вы сдержите свое?

— Разве я не у вас, не с вами? Сделайте так, чтобы граф де Монтестрюк был на свободе, чтобы я его увидела верхом, при шпаге, скачущим по той дороге — и так же верно, как меня зовут Леонора Мамьяни, я буду ваша.

— Поклянитесь вон тем крестом, что блестит над церковью.

Принцесса протянула руку к кресту, сверкавшему в свете луны.

— Клянусь своей христианской верой: если граф де Монтестрюк будет в безопасности, живая или мертвая, я буду ваша.

Лудеак выскочил из комнаты.

Прошли минуты, показавшиеся Леоноре вечностью. Наконец, вошел Лудеак.

— Смотрите, — сказал он, указывая на окно.

Леонора посмотрела на дорогу, облитую ярким лунным светом. На ней показался всадник на лошади со шпагой на боку. Проезжая мимо окна, всадник сбросил плащ.

— Да, да, это точно он, — прошептала она.

— Я дал вам клятву, я её выполнил, — произнес Лудеак и, наклонившись к Леоноре, обнял её за талию. Она отшатнулась и вынула из волос длинную золотую булавку.

— Подождите. Пусть он доедет до конца моста на том берегу…

Но Лудеак успел поцеловать её в шею. Ей же показалось, что её укусили.

Тем временем цокот копыт за окном все слабел. Наконец, он затих. Тогда она поднесла булавку к тому месту, куда её поцеловал Лудеак, и укололась ею. Показалась капелька крови.

— Прощай, — негромко произнесла Леонора.

— Кому это вы говорите?

— Ему и себе.

Лудеак подхватил её и усадил в кресло. Она едва передвигала ноги. Он встал перед ней на колени и стал говорить нежности. Она закрыла глаза. Он привлек её к себе на грудь. Она безжизненно упала на нее, губы её посинели.

— Что с вами? — вскричал он в испуге,

— Я обещала быть вашей живой или мертвой. Вот я и умираю. — Это были её последние слова.

Лудеак увидел, как её рука выпустила булавку, упавшую на пол. Взглянув на Леонору, он увидел у неё на шее кровь.

— Умерла, — прошептал он.

Весь дрожа от возбуждения, он зашагал по комнате, не зная, что предпринять.

Тут послышался шум снаружи. Во дворе раздались поспешные шаги. Затем шаги перешли на лестницу. Раскрылась дверь, и в комнату влетел Сент-Эллис. Приехав в Божанси, маркиз узнал, что принцесса поехала к Лудеаку. Его объял какой-то ужас и он помчался следом за ней. Увидев лежавшую в кресле Леонору, он кинулся к ней, стал звать, гладить. Она не отвечала. Уста были закрыты, лоб белый и холодный. н выпрямился во весь рост.

— Мерзавец! — воскликнул он.

— Она пришла просить за Монтестрюка. Пленника освободили… А она покончила с собой. Я не знаю почему она это сделала.

Но маркиз выхватил шпагу и с криком «попался, разбойник!» кинулся на Лудеака. Лудеак тоже взялся за шпагу. Началась яростная дуэль.

Никто не вмешался в эту борьбу. Сообщники Лудеака, объятые страхом из-за бегства Монтестрюка (Лудеак их не предупредил о его освобождении), были заняты организацией погони. Все боялись показаться на глаза Лудеаку до поимки пленника. Дуэль становилась все яростнее. Соперники уже мало беспокоились о защите, стараясь нанести побольше ударов друг другу. Обе шпаги уже запачкались кровью.

Наконец, Сент-Эллису, порядком уставшему, удалось улучить момент и вонзить шпагу в тело противника по самый эфес. Но Лудеак успел нанести ответный укол не менее опасный. Увидев безжизненное тело врага, смертельно раненный маркиз кое как дополз к телу Леоноры. Его губы прильнули к её безжизненной руке. Улыбаясь от счастья, что он вместе с любимой, он лег рядом в ожидании смерти.

Пока происходили эти события, в Шамборе появилась Брискетта в сопровождении Коклико, Угренка и Пенпренеля. С другой стороны туда же стремился Монтестрюк, не подозревая, какой ценой была куплена его свобода. Остановившись в гостинице, Брискетта заперлась в своей комнате и занялась своим чемоданом, который ещё в дороге удивил Коклико своими увеличенными размерами. Через некоторое время из гостиницы вышел никогда не входивший в неё паж в голубой с белым королевской ливрее.

В это самое время во дворе гостиницы стоял Коклико и, глазея на улицу, дожевывал кусок ветчины с хлебом, который он вынул из кармана. Он очень удивился, когда к нему подошел вышеназванный паж — вроде такой раньше не попадался ему на глаза — и спросил, не видел ли он, чтобы по дороге проезжали охотники с собаками.

Коклико торопливо проглотил непрожеванный кусок, закашлялся, тараща глаза на пажа, и извинился почтительным образом за то, что ничего не видел. В ответ раздался смех. Так могла смеяться только Брискетта! Или ему показалось?