Игорь Болгарин - Адъютант его превосходительства

Молчание явно затянулось. Вернувшись от окна, Лацис подсел к журналистам, пододвинул к ним стоявшую на столике деревянную шкатулку с табаком:

— Закуривайте, господа. Отменный крымский «Дюбек».

— Но, похоже, «Дюбек» скоро кончится, — осторожно сказал Колен, имея в виду успехи Деникина на юге.

— Возможно, вы правы, — спокойно подтвердил Лацис, — в таком случае временно будем курить махорку.

— Вот вы, господин Лацис, сказали «временно». Этот оптимизм на чем-нибудь основан? — Англичанин внимательно следил за лицом Лациса: может, наконец-то разговор вступит в нужную колею.

— Да, основан, — тотчас ответил Лацис, — на исторической неизбежности победы рабочих и крестьян.

— Но вы же сами сказали, что в скорейшем торжестве белых сил заинтересованы не только русские генералы, — вступил снова в разговор Жапризо, — но и иностранные коммерсанты.

— Сказал, — кивнул Лацис. — И совершенно ответственно могу добавить: насколько я знаю, коммерсант должен быть дальновидным человеком, ваши же коммерсанты, довольно опрометчиво рискнувшие вложить деньги в нашу войну, — никудышные коммерсанты. Плакали их денежки. А ваши политики и генералы, пославшие к нам своих солдат, — никчёмные политики и генералы. Ибо с древнейших времён известно: наёмники — плохие солдаты.

— Вы пытаетесь нам навязать свои убеждения, — не выдержав, пошёл в наступление Колен. — Но положение в городах Украины да и на фронтах…

Было понятно и без слов, о чем сейчас будет говорить Колен: о том, что белые победоносно наступают; что красноармейцы плохо вооружены, плохо одеты; что в Красной Армии мало обученных командиров…

— Знаю! — иронично подхватил Лацис, и голос его зазвучал холодно и резко. — Мы, большевики, умеем не закрывать глаза на правду, какой бы жестокой она ни была. Мы отлично понимаем, какое неимоверно трудное для республики сложилось положение, и ни на кого не рассчитываем! Только на себя!..

— Извините, господин Лацис! — Колен поспешно сменил ледяное выражение лица на более располагающее. — Но мы с вами так откровенно говорим потому, что надеемся у себя достаточно объективно осветить… э-э… как сказать, все, что у вас происходит…

— На это мы тоже не очень рассчитываем, — с жёсткой откровенностью уточнил Лацис. — Обычно говорят: кто заказывает музыку, тот и пляшет. А музыку, насколько я понимаю, заказываете не вы!

— И все-таки!.. — попробовал возразить Колен, но ничего не мог противопоставить железным доводам собеседника.

— И все-таки, — в тон ему продолжил Лацис, спокойно глядя прямо в лица своих гостей, — и все-таки, — повторил он, — если вы этого и не сделаете по известным причинам, но говорите сейчас искренно, то я не пожалею, что разрешил вам провести эти две недели на нашей территории. Потому что вы хотя бы кому-то расскажете правду о большевиках, о наших задачах, наших целях…

— Мы увозим из вашей страны массу фотографий, надеемся их опубликовать! — сказал Жапризо. Ему начинал нравиться этот умный, неторопливый человек, умеющий побеждать в спорах, ему была по душе волевая направленность его характера.

— Я уверен, что вы крупно разбогатеете, господа, — сказал Лацис, пряча лукавинки в глазах.

— О! Каким образом?

— Мы победим, и, естественно, интерес к Советской России значительно возрастёт! Тогда у вас купят все фотографии. — Лацис встал, давая понять, что беседа подошла к концу.

Встали и журналисты. Жапризо, весело потирая руки; Колен — медлительно, с какой-то старческой неохотой: не было удовлетворения, не сумел задать нужные вопросы, не оказался хозяином положения.

— Если мы кому-нибудь скажем, что в Чека работают весёлые, остроумные люди, нам никто не поверит. — И Жапризо, ловко выдернув из папки, положил перед Лацисом фотографию Киева: — Подпишите, пожалуйста!..

Лацис склонился к фотографии, черкнул несколько скупых слов о том, что верит в их объективность…

Журналисты вышли от Лациса явно обескураженные. Сенсации не получилось. Только факт самого пребывания в Чека. Только это…

А тем временем Фролов, Красильников и Кольцов, наскоро пообедав здесь же, в кабинете, вновь вернулись к прерванным делам, к выработке правдоподобной версии. Для разведчика версия — это так много! Ошибка в версии — провал.

— Следующее соображение, — сказал Фролов. — Генерал Казанцев помнит тебя как боевого офицера и конечно же попытается использовать на передовой. Нам же необходимо, чтобы ты осел у него в штабе.