Анатолий Кулемин - На грани апокалипсиса

– И для товарища Берии – тоже?

– Я же сказал: для всех. И для товарища Берии, и для товарища Абакумова – тоже. В нужный момент они помогут нам переправить товарища Иванова к немцам. Только в этом будет состоять их участие в этой операции. И это не потому, что я им не доверяю. Это люди многократно проверенные, им я доверяю всецело. Я не знаю тех, кто придет после них.

Сталин посмотрел на Меркулова с такой многозначительностью, что у того выступила на лбу испарина: нарком почувствовал, что последняя фраза в полной мере относится и к нему. Справившись с секундным замешательством и придав своему голосу более или менее уверенную интонацию, Меркулов все же спросил:

– А почему именно Морозов, товарищ Сталин?

Сталин чуть лукаво улыбнулся, и в глубине его желтоватых зрачков Меркулов заметил озорную искру; от той напряженности, которая секунду назад сковала наркома, не осталось и следа.

– У наших западных союзников Советский Союз ассоциируется прежде всего со знаменитыми русскими морозами, – ответил Сталин. – Морозы и в сорок первом году, когда немцы стояли под Москвой, оказали нам неоценимую помощь. Помните, какие морозы стояли в ту зиму?

– Помню, товарищ Сталин, – с облегчением улыбнулся нарком.

Уже в самом конце этой встречи Сталин вдруг спросил:

– У него есть дети? В личном деле об этом ничего не сказано.

– Нет, товарищ Сталин. Озеров женился перед самой своей отправкой на фронт. Решили подождать до конца войны, так он это объяснил.

Сталин опять помрачнел, долго молчал, потом тихо сказал:

– Плохо, если у человека нет детей, но в данном случае, я считаю, – этот поступок оправдан. Идите, товарищ Меркулов. Сегодняшней нашей встречей я остался доволен.

После того как Меркулов уехал, Сталин ушел в свой кабинет и в свете настольной лампы еще долго сидел и вычерчивал на листе замысловатые фигуры, прежде чем положил перед собой папку с документами. Это были материалы, подготовленные к предстоящей Крымской конференции глав государств антигитлеровской коалиции – СССР, США и Великобритании, – которая была намечена на начало февраля и должна была состояться в Ялте.

Луч карманного фонаря был довольно слабым, но его вполне хватало для того, чтобы командир взвода первого батальона 1008‑го стрелкового полка 266‑й стрелковой дивизии лейтенант Младенов – именно он шел впереди – мог уверенно вести свою группу по этому подземному лабиринту берлинских коммуникаций.

Накануне, 29 апреля, во время штурма городской ратуши в подвале одного из прилегающих к ней зданий на Кенигштрассе личным составом взвода лейтенанта Младенова был обнаружен вход в эти старинные коммуникации; по этим ходам после ожесточенного сопротивления пытались скрыться (и многим это удалось сделать) оборонявшие ратушу гитлеровцы.

Поначалу – после взятия ратуши и прилегающей к ней территории – по предложению начальника контрразведки полка во избежание проникновения в наш тыл немцев было принято решение эти подземелья взорвать. Однако после проведенной разведки силами все того же взвода Младенова совместно с разведчиками из разведроты капитана Ильюшенко, и после того как были обнаружены два выхода на поверхность, находившиеся на другом берегу Шпрее в подвалах полуразрушенных зданий, по настоянию начальника войсковой разведки полка приказ об уничтожении подземных галерей был отменен. Эти подземные коммуникации были удобны и для подразделений Красной армии: центральная часть города была еще в руках противника, и ее штурм был впереди.

Сейчас, для выполнения задания, суть которого заключалась в обеспечении скрытой переброски объекта на территорию, находящуюся еще в руках немецких войск, эти подземные галереи пригодились.

…Следом за лейтенантом шли три бойца из его взвода, за ними – начальник войсковой разведки полка майор Груздев и сотрудник контрразведки дивизии подполковник Зинченко, далее… Далее шел тот, ради кого и была организована вся эта операция, тот, настоящее имя которого – кроме Верховного – знал только один человек – нарком госбезопасности Меркулов. За подполковником Зинченко шел молодой человек двадцати пяти лет в форме офицера вермахта.

То, что он был в форме офицера, можно было определить лишь по петлицам, которые были видны в расстегнутом вороте сильно потрепанного, порванного в нескольких местах комбинезона темного серо-зеленого цвета. Ни погон, ни других знаков отличия видно не было. Даже на голове у него была не фуражка, а солдатская каска, затянутая в тряпичный маскировочный чехол. Через плечо офицера был перекинут «шмайсер», на ремне – подсумок с рожками-обоймами к автомату, кобура с пистолетом и кинжал в ножнах, рукоятка такого же кинжала торчала из голенища сапога. Две ручные гранаты с длинными рукоятями были заткнуты под ремень со спины.