Альфред Мейсон - Четыре пера

Двенадцать часов продлится это путешествие, если не сломается двигатель или не заблокируют рельсы. Но в дни побега Фивершема и Тренча из Умдурмана перемещения были не такими легкими. Они держались к востоку от нынешней железной дороги и вдоль вереницы колодцев среди холмов. И на вторую ночь этого этапа путешествия Тренч потряс Фивершема за плечи и разбудил его.

— Смотри, — сказал он, указывая на юг. — Сегодня там нет Южного Креста. — Его голос дрожал от волнения. — Шесть лет, каждую ночь в эти шесть лет, до этой самой ночи, я видел Южный Крест. Как часто я лежал без сна и смотрел на него, гадая, придет ли ночь, когда я наконец не увижу эти четыре звезды! Скажу тебе, Фивершем, теперь я наконец-то и впрямь почувствовал, что мы сбежим.

Они оба сели и посмотрели на небо на юге, мысленно вознося благодарственную молитву, и когда уснули, то снова и снова просыпались в страхе, что вдруг увидят это созвездие у горизонта, а потом погружались в сон, уверенные в успешном исходе своего бегства через пустыню. Через неделю они прибыли в Шуф-эль-Айн, к крохотному колодцу в пустынной долине между бесформенными холмами, и у этого колодца сделали привал. Теперь они находились на территории племени амрабов, и опасность миновала.

— Мы спасены, — вскричал Абу Фатма. — Слава Аллаху. На севере — Асуан, на западе — Вади-Хальфа, мы спасены!

И он расстелил на земле перед стоящими на коленях верблюдами кусок ткани и насыпал сорго. В своей благодарности он зашел так далеко, что похлопал одного верблюда по шее, а тот в ответ немедленно огрызнулся.

Тренч протянул Фивершему руку.

— Благодарю, — просто сказал он.

— Нет нужды благодарить, — ответил Фивершем, не приняв руку. — С самого начала я думал только о себе.

— Да ты научился у верблюдов бесстыдству, — воскликнул Тренч. — Верблюд везет, куда ему прикажут, и будет везти, пока не упадет замертво, но даже если обращаться с ним ласково, упрям и норовит укусить. Брось, Фивершем, вот моя рука.

Фивершем развязал узелок на джиббе и вытащил три белых пера — два маленьких пера цапли и одно большое, страусиное, выдернутое из веера.

— Ты заберешь свое?

— Да.

— Ты знаешь, что с ним делать.

— Да. И без промедления.

Фивершем тщательно завернул остальные перья в уголок потрепанной джиббе и завязал.

— Тогда пожмем друг другу руки, — сказал он, а когда их руки сомкнулись, добавил: — Завтра утром мы разделимся.

— Разделимся? После года в Умдурмане и нескольких недель бегства? — воскликнул Тренч. — Но почему? Больше ты ничего не можешь сделать. Каслтон погиб. Ты хранишь его перо, но сам он мертв. Ты ничего не сможешь с этим поделать. Поезжай домой.

— Да, — ответил Фивершем, — но после тебя, уж точно не вместе с тобой. Поезжай в Асуан и Каир. В этих городах ты найдешь друзей. Но я с тобой не поеду.

Тренч немного помолчал. Он понял сомнения Фивершема и рассудил, что Фивершему будет легче, если Тренч сначала расскажет эту историю Этни Юстас, и без присутствия Фивершема.

— Должен признаться, никто не знает, отчего ты подал в отставку и почему мы послали перья. Мы никогда об этом не говорили. Мы так решили ради чести полка. Я страшно рад, что мы сохранили это в секрете, — сказал Тренч.

— Возможно, ты увидишься с Дюррансом, в таком случае передай ему от меня сообщение. Скажи, что в следующий раз, когда он попросит меня с ним повидаться, в Англии или Вади-Хальфе, я приму приглашение.

— Куда ты поедешь?

— В Вади-Хальфу, — сказал Фивершем, указывая на запад через плечо. — Я возьму с собой Абу Фатму и медленно и тихо пройду по Нилу. Другой араб поведет тебя в Асуан.

Ночь они провели в безопасности около колодца, а следующим утром разделились. Тренч уехал первым, и когда его верблюд поднялся на ноги, готовый уйти, полковник наклонился к Фивершему, подающему ему поводья.

— Рамелтон, так называется поместье? Я не забуду.

— Да, Рамелтон, — ответил Фивершем. — Черрез Лох-Суилли в Ратмаллан ходит паром. А оттуда нужно проехать двенадцать миль до Рамелтона. Но ты можешь её там не найти.

— Если не там, я найду её где-нибудь еще. Будь уверен, Фивершем, я найду её.

И Тренч тронулся, вместе с проводником-арабом. Не раз он оборачивался и видел, что Фивершем по-прежнему стоит у колодца, не раз ему хотелось остановиться и поехать обратно к этой одинокой фигуре, но он сдерживался и просто махал рукой, хотя даже на это прощание не получал ответа.

Фивершем уже и думать забыл о своем товарище по побегу. Этим утром подошли к концу шесть тяжких лет испытаний, но он почему-то ощущал не радость, а потерю и пустоту. Потому что шесть лет, несмотря на трудности и ошибки, эта миссия укрепляла его дух и поддерживала. Теперь ему казалось, будто жизнь стала пуста. Этни? Несомненно, она давно замужем. И он с горечью понял, какую непоправимую ошибку совершил шесть лет назад. Фивершем представил лондонскую квартиру с видом на тихие деревья и лужайки Сент-Джеймсского парка, услышал стук в дверь и взял телеграмму из рук слуги.