Боб Хостетлер - Усыпальница

— Две сотни, — повторил он.

— Что? — Трейси показалось, что она ослышалась. — Так много?

— Две сотни шекелей, — уточнил водитель.

— А! — облегченно выдохнула Трейси, открывая рюкзачок. — Сколько это в долларах?

— Пятьдесят американских долларов, — ответил водитель не моргнув глазом.

«Пятьдесят долларов», — уныло подумала Трейси.

Вытащив из бумажника две двадцатки и десятку, она протянула их над грязной виниловой обивкой переднего сиденья. Водитель взял деньги, не промолвив ни слова и даже не улыбнувшись.

Трейси поволокла свой багаж в сторону палаток и грузовиков у холма Тель-Мареша. Вытерев слезы, подошла к первому встречному — женщине с черной от загара кожей и высокими скулами. Она сидела на земле под тентом, уперев локти в колени и положив голову на ладони.

— Привет, — дружелюбно поздоровалась Трейси. — Я ищу профессора Рэндала Баллока.

Женщина подняла на Трейси глаза, медленно покачала головой и что-то сказала на совершенно незнакомом языке. Затем показала в сторону пыльной дороги, идущей между палаток, и вернулась в прежнее положение.

Трейси еще немного постояла и пошла в указанном направлении. В конце концов она добралась до столов и скамеек под тентом (судя по всему, это место служило столовой) и увидела двух мужчин и женщину. Все они, в шортах и футболках, сидели за столом. Бросив сумки и чемоданы на землю, Трейси зашла под тент.

Все трое одновременно посмотрели на нее, один из мужчин вышел из-за стола.

— Я ищу отца, — сказала Трейси, внезапно залившись краской от смущения. — Профессора Рэндала Баллока.

Тот, что стоял, посмотрел на сидящих и шагнул к ней, вытирая руки о шорты.

— Я Игаль Хавнер, — низким звучным голосом сказал он, здороваясь с Трейси за руку. — Твой отец — мой друг.

Облегчение нахлынуло как волна, и Трейси почувствовала, как у нее задрожали губы и потекли слезы. Она это сделала.

— Я могу его увидеть?

Игаль Хавнер оглянулся на коллег.

— Сейчас его здесь нет.

18 год от P. X.

Иерусалим

Иосиф бар Каиафа вышел из Зала тесаных камней, места заседаний Синедриона в юго-западной части храмового комплекса. Он предстал перед Великим Синедрионом, и ему пришлось терпеливо отвечать на хитроумные вопросы членов Совета, решавших, достоин ли он стать первосвященником. Первый вопрос, как он и ожидал, касался его происхождения, и когда Каиафа ответил, что имена его предков записаны в анналах Ешаны в Зиппориме, других вопросов на эту тему не последовало.

Вторым предметом обсуждения, причем более длительного, стало его физическое здоровье. Каиафа был готов к этому. Ему задали десятки вопросов. Нет ли у него покалеченных конечностей, все ли они на месте? Растет ли у него борода? Их интересовало даже, не слишком ли длинен или короток его нос. Отвечая на этот вопрос (а он был готов к нему), Каиафа просто приложил к носу мизинец. Длина от переносицы до кончика как раз составляла длину мизинца, и это была правильная пропорция.

Были и другие вопросы. Не поклонялся ли он идолам? Не напивался ли допьяна? Не участвовал ли в похоронах близкого родственника? Есть ли у него полное облачение? Осуществляется ли за его ритуальным одеянием должный уход? И так далее и тому подобное. [14] Согласно описанию, предложенному Альфредом Эдершаймом в книге «Храм: духовенство и богослужения», выдающийся иудейский философ Маймонид (впрочем, как и другие) перечислял 140 обстоятельств, не позволяющих принять сан священника, а также 22 условия, которые влекут за собой временный запрет на ведение службы. Эдершайм упоминает об обряде миропомазания первосвященника, когда на лбу символически изображается знак, напоминающий греческую букву X. «Очень интересное совпадение», — замечает Эдершайм (Комментарий автора) .

Наконец, когда все вопросы были заданы, члены Совета поднялись с мест.

— Благословен будь Бог, благословен будь Он, ибо не отыскать изъяна в сынах Аароновых. Благословен будь Он, кто избрал Аарона и сыновей его, чтобы предстоять Ему и служить Ему в Его Священном Храме, — пропели они молитву.

Храмовая стража торжественно отворила двери, и Каиафа, на котором была лишь простая белая туника до лодыжек, вышел на солнечный свет, и за ним последовали члены Совета. Он подошел к бронзовой купели у входа в Двор израильтян, омыл руки, взошел по ступеням к Святая Святых и преклонил колена перед толпой. Анна опустил палец в бронзовую чашу с благовонным маслом и начертал на лбу Каиафы знак, похожий на греческую букву X. Отступил назад, поднял чашу и тонкой струйкой стал лить масло на склоненную голову Каиафы.