Савватий никогда в жизни вина в рот не брал, потому тут же крепко закрыл сосуд притертой медной пробкой, лежащей рядом.
Свершив молитву за упокой душ умерших здесь рабов божьих, Савватий осмотрелся.
Шестнадцать тяжелых, кожаных мешков покрылись от времени зеленоватым, скользким налетом, но были целы и крепки.
Савватий развязал их один за другим по очереди и, упав на колени, горячо зашептал слова молитвы.
Факел давно потух, прошло несколько часов, а Савватий все еще стоял на коленях и так же горячо молился Господу и Пресвятой Богородице, чтобы они дали ему больше знаний, разума и силы духа, дабы понять и осмыслить то, что случилось.
Когда стало темнеть, Савватий выбрался из провала возле белого камня и начал действовать.
Первым делом он аккуратно заложил дерном провал, чтобы он был снаружи незаметен.
Затем он покрыл ветками, листьями и травой сам камень, чтобы его вовсе не было видно со стороны.
Наконец, отступая шаг за шагом к подножию холма, Савватий аккуратно заложил дерном и травой тропинку, которую вытоптал за много лет в своих походах за строительным материалом.
Впоследствии он посадил на склоне холма, поросшего мелким лесочком, прямо над невидимым камнем густой кустарник, так что теперь, даже если кто-нибудь бы и знал место, где когда-то находился вход в тайную пещеру, он вряд ли нашел бы его.
Несколько последующих лет Савватий истратил на осторожные расспросы всех, кто мог что-либо рассказать.
Ему удалось выяснить немного, но, сведя воедино крохи полученных сведений, он довольно верно восстановил картину событий.
Теперь он не сомневался, что в пещере, о существовании которой никто, кроме него не знает, находится то самое сокровище баскака Амрагана.
Перед ним встал вопрос, как поступить с этой чудесной находкой. Разумеется, первым и естественным движением души Савватия было отдать все на укрепление родной греческой православной церкви, однако, некоторые сомнения все же закрались в его душу. И тогда, наложив на себя строгий пост, он встал на непрерывное трехдневное молитвенное бдение.
На третьи сутки, смочив потрескавшиеся и пересохшие губы каплей воды из того самого источника, он получил ответ, о котором молился.
Чудным и страшным было видение, которое перед ним открылось. Полыхали там пожарищами огромные грядущие битвы, людей косили кровавые распри, несчастья, мор и голод, повсюду лежала покрытая сотнями тысяч мертвых тел разоренная земля и, казалось всем, что нет надежды на ее возрождение. И вдруг дивной чистоты голос (не посмел даже подумать про себя Савватий — чей) открыл ему, что громадное сокровище это, очистившись от грязи, крови и скверны, молитвами праведников, послужит святому делу возрождения, когда иссякнет человеческая надежда и когда будет на то воля Всевышнего. Его же, Савватия, долг и предназначение беречь тайну эту до конца дней своих, и найдя достойного преемника передать только ему одному с тем же наказом. И да будет так из поколения в поколение, до тех пор, пока великий покровитель Руси, святой апостол Андрей, не даст знака очередному посвященному, что настал час привести волю Господню в исполнение.
Горячо возблагодарил Савватий Господа за просветление души и, как бы забыв на некое время обо всем, что видел в черной дыре пещеры, сокрытой в недрах, поросшего молодым лесом холма, водрузил крест на куполе часовенки, воздвигнутой на его вершине, и смиренно приступил к своим повседневным занятиям.
Но с этого мгновения он никогда ни на секунду не забывал, о том, что теперь на него возложена еще одна миссия, которую он должен добросовестно и прилежно выполнить.
Эту миссию он определил для себя одним простым, но емким словом — ХРАНИТЕЛЬ.
Глава первая
ТВЕРСКОЕ ПРИДАНОЕ
Москва, Кремль, Успенский собор
17 октября 1483 года
Когда у сорокатрехлетнего мужчины, имеющего тридцатитрехлетнюю жену и двухлетнего сына, появляется внук, он испытывает какую-то странную и не очень приятную двойственность.
Именно такое чувство овладело великим князем Московским Иваном Васильевичем III, по прозвищу «Строгий», когда, стоя в Успенском соборе, он наблюдал, как протоиерей Алексий совершает таинство крещения его первого внука Дмитрия, пришедшего в этот мир ровно семь дней назад 10 октября 1483 года.
С одной стороны, московский государь ощущал себя мужчиной в расцвете сил, и, как большинству людей, так себя представляющих, ему казалось, что все самое главное и лучшее — впереди, а самые великие деяния, которые он намеревался совершить на благо своего княжества и для собирания воедино под своей властью разодранной на клочки русской земли его еще ждут, так что перед ним долгий и славный путь, который лишь начат и который еще предстоит пройти.
Читать дальше