Жюль Верн - Осада Рима

На поле боя остались девять французских офицеров и сто десять солдат. Повстанцы мужественно защищались — слишком уж важна для них была эта позиция. В четыре часа утра огонь возобновился еще более интенсивно. Пленников отвели в штаб-квартиру, а затем отправили на Корсику. К десяти часам огонь прекратился — следовало похоронить мертвых. Работы по рытью траншей продолжились.

Генерал Вайан только что нанес решающий удар. Осаждавшие доминировали над городом. Захват бастионов у ворот Сан-Панкрацио делал французов хозяевами положения; они могли при желании переходить из дома в дом по улицам Трастевере или забрасывать Вечный город бомбами.

Рим умирал.

Жители, не имевшие причин к особой ненависти или к победе любой ценой в этой напрасной войне, требовали сдачи города. На деле те, кто упорствовал в его защите, не были настоящими римлянами. Генерал Гарибальди активно настаивал на продолжении борьбы, но этот человек предлагал свои военные таланты и случайные отряды бойцов-авантюристов любым хорошо платившим экстремистам и мятежникам. Его легион славился храбростью, отвагой, отчаянной смелостью, но существовать он мог лишь в условиях войны; в мирное время эта горстка людей не находила себе применения; чтобы жить, они должны были убивать и принимать смерть.

Триумвиры Маддзини, Саффи и Армелини также хотели продолжения войны: для них победа означала власть, поражение — потерю власти и безвестность. Несмотря на прокламируемую аскезу, республиканцы очень даже любят мягкое кресло власти, а особенно демократы, не привычные к роскоши трона, — для них она имеет особую притягательность. Так уж устроен мир! Истинные короли стремятся заставить народ забыть об их титулах, тушуются, отступают в тень; правители же, всплывшие из низов, высоко несут обретенную корону и строят из себя королей поелику возможно. Поэтому триумвиры, представлявшие в городе абсолютную власть, поклялись бороться за нее до конца. Рим еще не подвергся вторжению врага, еще было время бежать, предложить свои услуги какой-нибудь свежеиспеченной республике или переждать где-нибудь в безопасном месте, например в Лондоне, где правительство столь конституционно, столь либерально и столь сильно, что недавно позволило одному известному эмигранту спокойно опубликовать работу об упадке Англии [33] Этот «известный эмигрант», вероятно, Луи Наполеон Бонапарт. Он жил в Лондоне с 1838 по 1840 год, вернулся туда снова в 1846 году после своего побега из форта Гам. Он обнаружил в Англии нищету рабочих и опубликовал много Работ, в частности, по социальным проблемам. (Примеч. автора предисловия) .

Дело в том, что настоящая свобода может существовать только при крепкой несменяемой власти, стабильность которой не зависит от результатов выборов или от ее случайных успехов или провалов. В республике же каждый имеет право законно претендовать на власть; амбициозные личности, которым нечего терять, но выиграть они могут все, вступают в открытую борьбу с властителями дня. Пышные цветы анархии свободно расцветают в жарких оранжереях революций. Тем не менее правительство — это серьезно, хождение во власть — не скачки с препятствиями, здесь нельзя, чтобы быстрее достичь цели, словно ненужные тряпки, отбросить условности, принципы, предрассудки и конституции, то есть все, что составляет незыблемый фундамент государства. В случае, когда реализуются самые безумные амбиции, когда они не сдерживаются стабильностью основного принципа, а именно, принципа наследования власти, в стране воцаряется анархия, которая душит свободу, тогда в дверь стучится диктатура, и, пока мятежники ищут способа избежать возмездия, мирное население теряет свое дело, свое благополучие, теряет все, вплоть до своего будущего.

Вот что происходило в Риме: спокойные и наиболее чувствительные к свободе люди никогда еще не были столь несвободны, как во времена республики. Они очень скоро начали сожалеть о Пии IX и его реформах. К тому же Папа, человек выдающегося ума, понимал, что должен секуляризовать власть и доверить ее и другим рукам, кроме рук прелатов. Она не должна принадлежать одной лишь церкви. Чтобы в глазах католического мира утвердить свою независимость, глава церкви должен быть мирским правителем своих владений, осуществлять исполнительную власть, иначе, не сосредоточив у себя эти высшие функции, он легко может оказаться игрушкой в руках правительства, пожелавшего их присвоить. Тогда Папа превратится в чиновника на жалованье у государства, а религия, потеряв свободу, перестанет быть истинно католической религией. Но, будучи полновластным владыкой своего королевства, Папа вправе доверить осуществление своих полномочий уму и компетентности светских исполнителей, в некоторых случаях он даже обязан это сделать. Так, например, в Риме полицейский надзор осуществляли священнослужители, и даже самым небрезгливым людям было противно смотреть, как стражи порядка в сутанах проникали в места, которые хуже сточных канав, в места, где собираются нечистоты и отбросы всего общества. Кардинал-викарий, шеф полиции, командовал целой армией священников, самый сан которых должен был бы держать их подальше от подобных занятий; ко всему прочему, великий принцип тайны исповеди ставится в этом случае под сомнение, ибо как могут его гарантировать служители культа, ежедневно практикующие доносы и шпионаж? Поэтому Папа собирался незамедлительно изменить подобное, оскорбительное для нормального государства и его подданных положение вещей.