Поль Кок - Вишенка. 1 том

Но грусть так же быстро исчезла с лица молодой девушки, как скоро на него набежала, и светлая улыбка вновь расцвела на ее красивых рубках.

— Знаете что? Господин Шатулье не хочет дать вам ночлега, ну так я дам вам его, потому что я не хочу, чтобы вы провели всю ночь на улице, под дождем…

— Ты будешь настолько добра… да, впрочем, что ж тут удивительного?.. Все красотки добрые, злы одни только безобразные… Но куда же ты меня денешь?..

— Да в мою комнату!..

— Как?.. В твою комнату!..

Солдат замолчал, пораженный сделанным ему предложением, но вскоре нашелся:

— Да я, правда, слишком дурен и стар, со мною опасности нет, и я вижу, дитя мое, что ты вполне доверяешь мне. И я клянусь тебе именем Сабреташа, что не злоупотреблю во зло твоего доверия.

— Вас зовут Сабреташ?

— Да, а что?..

— Какое странное имя…

— Это имя честного человека, дитя мое, человека, который всегда прямо глядел в лицо неприятелю!

— Я в этом уверена, сударь, но пойдемте, пожалуйста, как можно поскорее, пока меня не хватились.

— Ступайте вперед, мое доброе дитя, я пойду за вами.

Молодая девушка направилась к одному из угловых надворных строений, где небольшая дверь вела на узенькую и крутую лестницу. Молодая девушка помчалась по ступенькам, как серна, ее спутник поневоле отставал от нее и время от времени приостанавливал восклицанием:

— Да не так скоро, черт возьми, не так скоро, а то я за тобой не поспею!.. Ишь ты, словно на приступ летишь! Любо-дорого посмотреть! И что это не догадаются сформировать батальон из молодых девушек, чтобы брать приступом крепости!..

Хорошенькая служанка остановилась на площадке второго этажа, где, собственно говоря, оканчивалась и сама лестница. Затем отворила дверь в крошечную комнатку на чердаке, в которой помещалась кушетка, стол, стул и зеркало — все только самое необходимое.

В эту минуту, задыхаясь от усталости, добежал до двери и Сабреташ, которого молодая девушка ввела в комнату со словами:

— Ну, вот вы и пришли… берегитесь, нагнитесь хорошенько, потому что здесь очень низко…

— Право, милое дитя мое, даже не знаю, как благодарить вас за ту услугу, которую вы мне оказываете. Вы в первый раз в жизни видите меня и между тем делитесь со мною своей единственной комнаткой… со мною, в котором уж вовсе нет ничего привлекательного… и молодым-то я не был красив, а теперь вовсе старик.

— Да ведь если бы вы были молоды и хороши собой, то я и не повела бы вас ночевать в свою комнату!

— Вот и выходит, что все на свете имеет свою хорошую сторону, даже самое безобразие.

— Вы старый, заслуженный воин, вы устали, больны… И то, что я для вас делаю, мне кажется совершенно нормальным. Вот вам постель, ложитесь себе на здоровье и спите спокойно, — если кто постучит, то не отворяйте ни под каким видом. У меня есть свой ключ. Подождите, когда все улягутся, я принесу вам поужинать… уж что удастся… не взыщите.

— О, мне немного и надо! Кусок хлеба да стакан воды, я невзыскателен!

— Ну, нет, я надеюсь вас как следует угостить!

— Но вы-то, дитя мое, сами-то где же будете спать нынешнюю ночь?

— О, об этом не беспокойтесь! Я свой человек, везде найду себе место!.. Вам свечку надо?

— Это еще зачем? Я сплю без огня, а уж засну крепко, за это я вам ручаюсь!

— Итак, до свиданья, часа через два или три я принесу вам поужинать.

— Благодарствуйте, благодарствуйте!

Девушка вышла и затворила за собою дверь.

Оставшись один, Сабреташ поспешно снял дорожный мешок, фуражку и с наслаждением растянулся на кушетке, бормоча:

— Вот так поддели мы трактирщика!.. О, эта девочка, доброе, милое создание, и какая хорошенькая!..

В то время как Сабреташ устраивался на ночлег, радуясь своему неожиданному счастью, в зале нижнего этажа собралось довольно большое и шумное общество. Это была труппа странствующих комедиантов, приехавших в какой-то странной фуре, запряженной в одну лошадь, которая всю дорогу тащила их шагом. Что касается до галопа, то Вертиго (так звали лошадь) совершенно забыла о нем, с тех пор как принялась возить такую обширную коллекцию всевозможных талантов.

Труппа, остановившаяся в гостинице «Безрогий олень», состояла из одиннадцати человек — пяти женщин и шести мужчин. Некоторые из них играли в небольших парижских театрах, где не имели никакого успеха, в чем, однако же, ни под каким видом не хотели сознаться; другие играли на провинциальных сценах. Были среди них и те, кто вел кочевую жизнь, беспрестанно переезжая из одной местности в другую.