И. Болгарин - Адъютант его превосходительства

– Выходит, еще неделя-другая, и Орел будет наш, Владимир Юнонович? – начал издали Кольцов.

– Ну, у Орла когти крепкие, так с ходу их не обрубишь!

…– Ковалевский помедлил немного и затем с легкой тревогой спросил:

– Как с литерным?

– Проследовал Батайск, Владимир Зенонович.

– Отлично, значит, к утру будет у нас, – щелкнул пальцами Ковалевс­кий.

Кольцов потускнел – нервы! Он устал скрывать свои чувства. Это не ус­кользнуло от внимания командующего.

– Что, капитан, устали? – сочувственно спросил он и затем ободряюще добавил: – Потерпите немного, скоро отдохнем в первопрестольной…

Так было заведено в штабе: адъютант уходил отдыхать после того, как командующий покидал кабинет и отправлялся в свои покои. Не по возрасту неугомонный Ковалевский в этот вечер, судя по всему, не собирался ло­житься спать.

Согласно директиве Деникина 12 сентября началось новое наступление на Москву. В директиве оно называлось решительным и последним. Войска Доб­ровольческой армии двигались по направлению к Курску, встречая отчаянное сопротивление красных. Ковалевский ожидал сопротивления, у красных было время для организации обороны. Но он не предполагал, что сопротивление их будет столь упорным. Задача перед Ковалевским была поставлена труд­ная: сломить сопротивление противника, сделать все для того, чтобы так тщательно подготовленное наступление с первых дней не захлебнулось. В эти первые дни во многом решался исход всей операции. Понимая это, Кова­левский неустанно следил за продвижением войск, однако стараясь не отв­лекать штабы лишней своей опекой. И все же, едва где-то происходила за­минка, он спешил скорее перебросить туда подкрепления – сейчас он уже не придерживал резервов.

Полученные от союзников танки генерал Ковалевский считал Своим глав­ным, способным решить все резервом, который он собирался пустить в действие в самый ответственный момент – когда выдохшимся и уставшим войскам понадобится допинг, когда они выйдут к Туле и перед ними встанет последняя твердыня этой битвы – Москва…

Кольцов отпустил до утра Микки и теперь, неторопливо, но нервно выша­гивая по приемной, мысленно снова и снова возвращался к литерному. Он понимал, что литерный вышел уже на ту прямую, где, казалось, никакая си­ла не сможет его остановить. В пять утра, согласно графику, литерный бу­дет в Харькове. И тогда не останется ни одного шанса как-нибудь повлиять на дальнейшие события.

«Голова дадена для чего? Чтобы думать», – внезапно, с – какой-то тоскливой отрадой вспомнил он слова Кособродова. Кто же из них погиб? Как это произошло? Все, что с ними произошло, – все имеет для него ог­ромное значение.

«Голова дадена…» К сожалению, в этом положении уже и много умных голов ничего не придумают… А впрочем, еще можно попытаться. Надежды на успех почти нет. Но, «почти» не означает «нет». Наверное, все-таки есть, пусть и очень крохотный, шанс? Если, конечно, все сложится в его пользу, если ни одна из сотни самых разных причин не обернется против него. Та­кого почти не бывает… Снова это «почти»…

– Литерный проследовал графиком…

Кольцов стоял у карты, разложенной на столе приемной.

– Ваше благородие!

Кольцов медленно повернул голову. Глаза его какое-то время рассеянно и слепо блуждали по приемной. И наконец взгляд Кольцова наткнулся на стоявшего возле него запыхавшегося телеграфиста с пучком ленты в руках.

– Ваше благородие! Литерный проследовал графиком Матвеев-Курган! – восторженно проговорил телеграфист, удивляясь странной понурости адъютанта его превосходительства.

– А-а, это ты! – вспомнил Кольцов и переспросил: – Говоришь, просле­довал Матвеев-Курган?

– Так точно, проследовал! Так что приближается… – сбавляя тон, словно извиняясь, продолжал телеграфист.

– Это хорошо. – Кольцов похлопал его по плечу, твердо добавил: – Это очень хорошо, что приближается!

– Так точно! Извелись, гляжу, совсем с лица спали… – с отчаянной откровенностью пожалел Кольцова телеграфист и двинулся к выходу.

Кольцов, грустно улыбнувшись ему вслед, остался стоять посредине при­емной, в голове его ворочались мысли одна тяжелее Другой.

Можно попытаться самому уничтожить эшелон, хотя шансы и ничтожные. И все же они пока имеются… пока… Но есть ли у него право оставить штаб сейчас, когда началось наступление, когда любая информация отсюда может принести огромную пользу?.. Посоветоваться бы сейчас с Лацисом, Фроло­вым. Что сказали бы они? Но разведчику всегда не с кем советоваться.