И. Болгарин - Адъютант его превосходительства

Остальные шарахнулись обратно на свои места.

– Молодец, Мирон! – похвалил светловолосого тот, что был в смушковой шапке. Поигрывая плетками, они пошли по вагону.

– У кого еще пистоли есть?

Пассажиры подавленно молчали, отводя глаза в сторону: не дай бог что-то во взгляде не понравится!

Светловолосый встал перед командирами Красной Армии. У него не было передних зубов, и он нещадно шепелявил:

– Кто такие будете?

Командир с калмыцким лицом посмотрел на убитого товарища, зло отве­тил:

– Не видишь, что ли? Командиры Красной Армии!.. А дальше что?

– Ты гляди, еще шебуршатся! – удивленно покачал головой бандит в смушковой шапке. – А ну, выходь на свет божий! Там поглядим, что с вами делать дальше!..

Командир с калмыцким лицом взглянул на еще одного своего, совсем юно­го, товарища, и тот встал рядом с ним. Они молча вышли из вагона.

– Мирон! Как думаешь, в расход их или же батьке показать? – обернув­шись к напарнику, спросил – ангеловец в смушковой шапке. Его так и рас­пирало от сознания, что в руках столько людских жизней.

– Всех военных батько велел сперва ему показывать! – неохотно сказал Мирон и уставился на поручика Дудицкого: – А ты почему не выходишь?

Вконец растерявшийся поручик сбивчиво заговорил:

– Видите ли, мы… мы с этими людьми ничего общего не имеем и к Крас­ной Армии тоже… мы…

– Короче! – потребовал Мирон и недобрыми глазами посмотрел прямо в переносье поручику, словно прикидывая, куда выстрелить.

Тогда Волин отстранил Дудицкого и сухим, официальным голосом сказал:

– Я так понимаю, что вы наши союзники в борьбе с красными?

– Чего? – не понял Мирон.

– Мы – офицеры. Офицеры белой армии, – пояснил Волин. – Я – ротмистр, он – поручик, еще с нами…

– Беляки, значит? – криво ухмыльнулся Мирон. – К Деникину чесали?.. Ступайте туда же, до компании с красными!

– Нас что… расстреляют? – испуганно спросил Дудицкий.

– Може, расстреляют, а може, нет. Как батько решит! – ощерился Мирон, наслаждаясь замешательством господ белогвардейцев.

– Какой еще батька? – не понял Волин.

Мирон с головы до ног смерил его удивленно-насмешливым взглядом, пре­небрежительно сказал:

– На сто верст вокруг тут только один батько, Батько Ангел. Если он пожелает, может, перед смертью будете иметь счастье побеседовать с ним…

Затем ангеловцы согнали всех военных в одну группу. Кольцова среди них не было.

Мирон угрюмо и деловито оглядел красных командиров и офицеров, словно отыскивая, к чему придраться, задержал взгляд на начищенных до блеска сапогах ротмистра Волина, отставив ногу вперед, спросил:

– Какой размер?

– Что? – Волин поднял на него глаза, в которых были одновременно и презрение, и льстивость.

– Сапоги, спрашиваю, какого размеру? – бесцеремонно разглядывая выра­жение волинского лица, бросил Мирон.

– Сорок второй.

– Павло, а Павло! – бросил ангеловец куда-то вдаль вагонов.

– Чего? – донеслось издалека.

– Погляди на сапоги, вроде получше моих будут! – выказал хозяйствен­ную жилку Мирон и строго прикрикнул на Волина: – А ну, ваш благородь, скидывайте сапоги! Все одно они вам уж больше не пригодятся… Да пожи­вей, рас-тара-рах! Что за народ! А еще офицеры!

Волин нехотя сел на землю и стал снимать сапоги, губы у него дрожали от обиды и бессилия.

Мирон насмешливо любовался унижением ротмистра, а когда ему это нас­кучило, перевел взгляд своих беловатых глаз на Дудицкого, впавшего в растерянную неподвижность. Из левого кармана кителя поручика свешивалась цепочка. Мирон ловким движением потянул за цепочку, извлек часы и опус­тил их себе за пазуху.

– Ах, лучше бы я их подарил Софье Николаевне! – невольно вырвалось у поручика.

– Чего бормочешь? Ну, чего бормочешь, белогвардейская шкура! – лениво ощетинился Мирон. Он уже утратил интерес к пленным и с безразличным ви­дом отвернулся.

Несколько конных ангеловцев с карабинами на изготовку окружили плен­ных военных и погнали их в сторону от железной дороги, напрямик через степь.

А Мирон и Павло, сбыв пленных, заторопились обратно в вагон, где про­должался грабеж, слышались истошные крики, бабья визгливые причитания, униженные мольбы владельцев тучных узлов. Иногда раздавались гулкие оди­ночные выстрелы.

Затравленно прижимаясь к больной матери, Юра расширенными от ужаса глазами смотрел, как вооруженные люди стаскивали с полок чемоданы, швы­ряли их на пол и разбивали, как тащили узлы, корзины с едой и скарбом и бросали через окна вагонов.