Генрих Эрлих: Генрих Эрлих Штрафбат везде штрафбат Вся трилогия о русском штрафнике Вермахта

В какой–то момент они настигли волну беженцев и беспорядочно отступавших немецких частей. Раньше им не доводилось видеть такого, ведь они если и отступали, то всегда в арьергарде. Это был отрицательный опыт. Беженцы забили все дороги, они сами едва брели и не давали быстро двигаться им. Это была отличная цель для наседающих сзади русских.

Там же Юрген с товарищами наконец–то увидели солдат армии Венка. Те пытались навести хоть какой–то порядок на дорогах и немного задержать продвижение русских. Они выуживали из толпы всех солдат, способных держать в руках оружие, формировали из них отряды, угрожая расстрелом на месте, заставляли рыть окопы и стрелять в русских. Они и их пытались захомутать. Они не на тех напали.

Потом они еще раз попали в аналогичную ситуацию, но в противоположной роли. Они уже шли напрямик, в стороне от дорог, по полям и перелескам. Они наткнулись на немецкую часть из 9–й армии численностью около взвода. И тут, как назло, появились русские на двух грузовых машинах, они высыпались из них как горох из мешка и взяли их в кольцо. Солдаты из 9–й армии были полностью деморализованы, они тут же побросали винтовки на землю и готовы были сдаться. Оно и бог с ними, но они бы и их потянули в плен. Пришлось Юргену их строить, угрожать расстрелом на месте, заставлять рыть окопы и стрелять в русских. Вырвались.

Русские появлялись постоянно и неожиданно, сзади, сбоку и спереди, ведь у них были танки и машины против их ног. Наутро после стычки Юрген с товарищами забились в подвал сгоревшего дома на краю безвестной деревни. Они решили переждать светлое время суток и заодно выспаться. Русские появились ближе к вечеру. Они обходили все дома подряд, не обделяя вниманием подвалы. Возможно, они искали спрятавшихся немецких солдат, но еще более вероятно, что они искали спрятанное местное жителями добро. Надо было срочно убираться из подвала. Они столкнулись с русскими нос к носу, едва завернув за угол дома. Тех было четверо. Четверо на четверо, стенка на стенку. Но русские не хотели погибать в самом конце войны, а они тем более. Стенки разошлись, настороженно пятясь назад и щетинясь автоматами.

На каждом доме в деревне колыхался красный флаг. Эти русские втыкали свои флаги всюду, они их просто обложили этими своими красными флажками, как на охоте, — Юрген нашел наконец правильное сравнение.

Но они вырвались из облавы. Они дошли до Эльбы. Они стояли на берегу широкой реки, далеко не первой по счету на их долгом военном пути, и озадаченно чесали затылки: а зачем они, собственно, сюда пришли? Небольшим извинением им служило лишь то, что в предыдущие дни у них просто не было времени и возможности спокойно пораскинуть мозгами.

Теперь время у них появилось. Они сидели на невысоком пригорке и смотрели на понтонный мост через Эльбу. На их берегу раскинулся огромный лагерь, в нем было не меньше двадцати тысяч солдат и беженцев. Толпа напирала на бетонное заграждение у моста. Там стояли солдаты в незнакомой форме в высоких больших касках, белозубые улыбки сверкали на черных лицах, они вершили судьбы.

Суд был медленный и долгий. Изредка за ограждение проходил раненый или солдат в форме Вермахта без оружия и ковылял через мост. Всем остальным ходу не было.

На другом берегу был лагерь поменьше, благоустроенный, как все концентрационные лагеря: колючка, бараки и все такое прочее.

— Нам туда надо? — сказал Юрген.

Не за тем они бежали от русского плена, чтобы попасть в американский. Эльба представлялась им рубежом, за которым начинается свобода. Но свободы не было и за Эльбой. Они, не сговариваясь, поднялись и пошли прочь. В их распоряжении оставалась только узкая полоска земли по берегу реки. Когда сюда дойдут русские, не останется и ее.

* * *

— Всегда мечтал жить красиво, — сказал Красавчик, останавливаясь.

— Это ты к чему? — спросил Юрген. Он перехватил взгляд Красавчика, увидел табличку на столбе — Шонхаузен. [100] Название города Schönhausen можно перевести с немецкого как «красивое проживание». — А–а, понятно. Нам сейчас не до красивой жизни, с обычной бы разобраться. Пойдем. Может быть, что–нибудь подвернется.

Но Красавчик продолжал стоять на месте, напряженно морща лоб.

— Вспомнил, где я слышал это название! — Он полез в карман кителя, достал записную книжку. — Ну–ка посвети! — возбужденно воскликнул он, перелистывая страницы. — О, точно! Лили! Последняя услада моих госпитальных дней! — Он расцеловал страницу. — Лили Розенштраус! Все в соответствии с фамилией, просто букет роз, начиная от алых губ и далее вниз по списку. Она мне черканула адресок при расставании, дескать, всегда рада видеть, будешь в наших краях, заходи, то да се. Помнится, она говорила, что живет километрах в двух от станции, от этого самого Шонхаузена. Вот: какой–то новый рынок… Черт, кто ж так пишет! Дорфштрассе…