Александр Дюма: Капитан Ришар

— Сир, — ответил Фуше, — испанские кинжалы знают толк в великих королях: свидетельство тому Генрих Четвертый, а австрийские ядра — в великих полководцах: свидетельства тому Тюренн и маршал Бервик.

— Вы отвечаете лестью на факт, сударь. Я не умер и не хочу, чтобы делили мое наследство при моей жизни.

— Сир, эта идея далека от всех, и особенно от нас.

— Так далека от вас, что мой преемник уже был выбран, назначен вами! Почему вы его заранее не короновали? Момент выбран отлично: папа только что отлучил меня от Церкви! Так что же, сударь, вы полагаете, что корона Франции подходит к любой голове? Из великого герцога Саксонского можно сделать короля Саксонии, но из великого герцога Бергского не делают короля Франции или императора французов: чтобы стать одним, надо быть из рода Людовика Святого; чтобы стать вторым, надо быть из моего рода. Правда, у вас есть способ, сударь, ускорить события, когда меня здесь больше не будет.

— Сир, — сказал Фуше, — я жду, чтобы ваше величество указали мне на него.

— Да очень просто, черт возьми: оставить безнаказанными заговорщиков.

— Разве был заговор против вашего величества и виновные остались безнаказанными? Сир, назовите их.

— Это не очень трудно, и я назову вам троих.

— Ваше величество говорит о предполагаемом заговоре, открытом вашим префектом полиции, господином Дюбуа?

— Да, моим префектом полиции, господином Дюбуа, преданным не нации, как вы, господин Фуше, а мне лично!

Фуше слегка пожал плечами, но это движение, хотя и было очень незаметным, не ускользнуло от императора.

— Да, да, пожимайте плечами, не осмеливаясь повысить голос! — продолжал Наполеон, нахмурив брови. — Мне не нравятся вольнодумцы, занимающиеся подготовкой заговоров.

— Ваше величество знает имена тех людей, о которых идет речь?

— Я знаю двоих из трех, сударь: я знаю генерала Мале, неисправимого заговорщика…

— Ваше величество думает, что генерал Мале участвует в заговоре?

— Я уверен в этом.

— И ваше величество боится заговора, руководимого сумасшедшим?

— Вы ошибаетесь вдвойне: во-первых, я ничего не боюсь; во-вторых, генерал Мале не сумасшедший.

— Но можно сказать, что он мономан.

— Да, и вы согласитесь, что его мономания ужасна: она заключается в том, чтобы в один прекрасный день, воспользовавшись моим отсутствием, подождав, пока я буду находиться в трех, четырех, быть может, шести сотнях льё, распространить слух о моей смерти, а после этого известия поднять восстание.

— Ваше величество полагает, что такое возможно?

— Пока у меня не будет наследника, да.

— Вот поэтому я и взял на себя смелость поговорить о разводе с ее величеством императрицей.

— Не будем возвращаться к этому… Вы презираете Мале и выпустили его на свободу. Знаете ли вы одно обстоятельство, сударь, о котором мой министр полиции должен был бы сообщить мне, но о котором я сообщаю своему министру полиции? Мале — это всего лишь одна нить невидимого заговора, затеваемого внутри самой армии!

— А! Да, филадельфы… Ваше величество верит в магию полковника Уде.

— Я верю в Арена, сударь, верю в Кадудаля, верю в Моро. Генерал Мале — это один из мечтателей, один из фантазеров, один из безумцев, если хотите; но он один из тех опасных безумцев, что нуждаются в палате для буйных помешанных и в смирительной рубашке; вы же отпустили его на свободу! Что касается второго заговорщика, господина Сервана, то он тоже безумец, этот цареубийца?

— Как и я, сир.

— Да, но цареубийца жирондистской школы, бывший любовник госпожи Ролан, человек, который, будучи министром Людовика Шестнадцатого, предал его и, чтобы отомстить за свою опалу, организовал десятое августа.

— Вместе с народом.

— Э, сударь! Народ делает только то, что его заставляют делать! Посмотрите на свои предместья Сен-Марсо и Сент-Антуан, такие беспокойные при господах Александре и Сантере, разве выступают они теперь, когда я простер над ними руку?.. Я незнаком с третьим фанатиком, неким господином Флораном Гюйо, но я знаю Мале и Сервана; остерегайтесь этих двоих! К тому же один — генерал, второй — полковник. Это дурной признак, когда при военном правительстве два офицера затевают заговор.

— Сир, мы будем приглядывать за ними.

— А теперь, сударь, мне остается высказать вам самый серьезный упрек.

Фуше поклонился как человек, ожидающий неприятного.

— Что вы сделали с общественным мнением, сударь?

Другой министр попросил бы повторить еще раз; Фуше отлично все понял, но, чтобы дать себе время обдумать ответ, сделал вид, что плохо услышал.