Андрей Орлов: Харбинский экспресс

Сам Левка и рад бы сказать, да только сил нет. Будто заледенел на своем табурете.

Дзержинский меж тем склонился над Ильичом и что-то ему прошептал. Очень тихо, так что другие не слышали. А потом выпрямился и сразу пошел к выходу. Когда порог переступал, руку поднес ко лбу, словно перекреститься хотел. Только не стал, разумеется. Хотя ничего странного не было — Феликс-то до шестнадцати лет, говорят, в Бога веровал страстно. И даже в ксендзы готовился. До того веровал, что повторял всем: ежели Бога нет, тогда остается одно — застрелиться. Но что-то потом не заладилось, и в ксендзы его не взяли. И он тогда веры лишился. Или это перед тем случилось? Кто знает, да только священников из католических храмов Дзержинский не дает в обиду. Уж скольких спас от расстрела. Ему это многие ставят в вину — дескать, православных попов не жалеешь, а своих-то вон выгораживаешь!

Дураки, конечно. Потому что товарищ Дзержинский выше всех этих глупостей.

Тут кто-то потряс Левку Шерера за плечо, и он проснулся. Глядит — новую бумажку суют. Бюллетень о состоянии здоровья председателя Совнаркома. За номером четыре.

Левка сперва испугался. А когда вчитался, так просто оторопел: выходило, что состояние здоровья Владимира Ильича стабильное, и опасность для жизни уже миновала! Пока писал, никак не мог успокоиться.

Он, разумеется, был безумным образом рад. Жив Ильич! И дальше жить будет. Но в то же время разум Левки сей факт принять совершенно отказывался.

Ильич был ранен смертельно . Левка это знал, чувствовал. Ну хорошо, он ошибался — но вот ведь и врачи говорили! Они-то разумеют свою науку. Да и нельзя было им заблуждаться.

Значит, что получается?

Человек, раненный абсолютно фатально, в три дня вдруг поправляется. Разве такое бывает?

Нет, не бывает.

Тогда что? Как все это понимать, товарищи?!

Долго ломал Левка над этим голову. И так и сяк в голове поворачивал. Просто чудо какое-то. А после вдруг как осенило! Догадка была фантастическая, но вместе с тем единственно верная. Такая, что дух захватывало. И теперь уж откладывать с рапортом Феликсу было немыслимо.

С тем и кинулся Левочка Шерер звонить на Лубянку.

Откуда телефонировать — это он сразу сообразил. Конечно, из дому. У него ж установлен аппарат, специально по распоряжению ВЧК. По нему и звонить: нынешний доклад не для посторонних ушей. А у Левы в квартире кроме него — одни только мыши; соседей давно выселили. Так что никто не подслушает.

Дзержинский откликнулся сразу. Помолчал какое-то время, а потом сказал непонятно:

— Что-то тебя не видал.

— А?.. — переспросил Левка. И тут же понял: никакой это был не сон. Феликс на самом деле приезжал на квартиру, а Левка-то подумал сдуру, что померещилось.

Но ответить он не успел, потому что Дзержинский спросил — не говорил ли о своей догадке Левка еще кому? Например, докторам?

Услышав, что нет, опять помолчал. А потом сказал, чтоб Левка никуда с квартиры своей не ходил. И что за ним заедут и отвезут на Лубянку, потому что по телефону всего говорить нельзя.

Левка положил трубку и принялся ждать.

Сперва ждал у окна, потом пересел на кровать. Глаза слипались.

Говорил себе: «Не спать! Не спать!»

Разбудили его шаги.

Он подумал: странно. Откуда шаги? Ведь входная дверь на замке, да еще заложена изнутри засовом. Остро екнуло сердце, и он снова мгновенно пожалел, что не имеет при себе оружия.

Левка на цыпочках поднялся с кровати и подбежал к двери, открываемой в коридор. Сейчас она была прикрыта, однако неплотно. Сквозь щель разглядел в коридоре три темных фигуры. Кто это? И как же они вошли?

На всякий случай Левка провернул в замке ключ. Звук его не остался незамеченным.

— Товарищ Шерер? — спросили с той стороны.

— Д-да…

— Мы с Лубянки. За вами. Откройте.

Но Левка медлил. С Лубянки? Тогда почему вошли сами, тайком? С другой стороны, кто еще мог знать, что он — это именно он? Нигде это не записано.

— Покажите мандат, — нашелся Левка.

— Как же мы вам покажем? Дверь ведь заперта.

— Подсуньте.

— Нет. Мы посветим фонариком. А вы гляньте через замок.

Через замок, так через замок.

Левка присел, прильнул к замочной скважине карим блестящим глазом. Только никакой бумаги он не увидел. Вместо того сверкнула невыносимо яркая вспышка, и что-то оглушительно разорвалось в мозгу. Голова Левки дернулась и с грохотом ударилась затылком о грязный паркет.

Только он этого уже не почувствовал.