Ной Гордон - Шаман

— Подойдите сюда, пожалуйста. Я хочу, чтобы вы сказали мне, что вы слышите, — обратился он к женщине и приставил раструб к груди ее мужа. Миссис Гичер приложила ухо к верхней части прибора. Шаман дал ей достаточно много времени, чтобы послушать легкие пострадавшего, а сам левой рукой сжимал раструб, кончиками же пальцев правой руки измерял пульс.

— Бум-бум-бум-бум! — прошептала она.

Шаман улыбнулся. Пульс Генри Гичера был учащенным, но чего еще можно ожидать в такой ситуации?

— Что еще вы слышите? Не торопитесь.

Она старательно прислушалась.

— Нет ли тихого треска, будто кто-то мнет сухую солому?

Она покачала головой.

— Бум-бум-бум.

Хорошо. Значит, сломанное ребро не пробило легкое. Он убрал стетоскоп и тщательно, дюйм за дюймом ощупал тело Гичера. Поскольку он ничего не слышал, ему приходилось быть более внимательным и куда больше полагаться на остальные чувства, чем большинству докторов. Взяв мужчину за руку, Шаман кивнул, обрадовавшись тому, что сообщил ему дар. Гичеру повезло: он приземлился на достаточно толстый слой старого сена, и это смягчило удар. Он упал прямо на ребра, поэтому врач не нашел ни одного признака сложного перелома. Пожалуй, ребра с пятого по восьмое сломаны, и, возможно, девятое тоже. Когда он наложил повязку, дышать Гичеру явно стало легче. Шаман проделал те же манипуляции с лодыжкой и достал из сумки бутылочку болеутоляющего, состоявшего в основном из спирта с небольшими добавками морфия и лекарственных трав.

— Ему будет больно. Давайте по две чайных ложки каждый час.

Доллар — за вызов на дом, пятьдесят центов — за перевязку, еще пятьдесят центов — за лекарство. Но работа была сделана лишь наполовину. Вторая ее часть — ближайшие соседи Гичера, Райсманы, до них на лошади десять минут ходу. Шаман направился к ним и договорился с Тодом Райсманом и его сыном Дэйвом, чтобы они выполняли кое-какую работу на ферме Гичера в ближайшую неделю, пока Генри не станет на ноги.

По пути домой он пустил Босса шагом, наслаждаясь весной. Чернозем был все еще слишком влажным для пахоты. В то утро на пастбищах Коулов он увидел, что уже появляются маленькие цветы: фиолетовые сераделлы, оранжевые воробейники, розовые флоксы прерий, — это означало, что через несколько недель равнины покроются ковром более высоких и очень ярких растений. Он с удовольствием вдохнул знакомый, насыщенно-сладкий запах удобренных полей.

Когда он вернулся домой, там никого не оказалось, а на крючке отсутствовала корзина для яиц — это означало, что мать пошла в курятник. Он не пошел за ней, а стал исследовать медицинскую сумку, прежде чем вернуть на место у двери, словно видел ее впервые. Кожа уже потерлась, но это была хорошая воловья кожа, она еще прослужит очень и очень долго. Инструменты, перевязочный материал и лекарства лежали внутри так, как их разложили руки его отца: аккуратно, в определенном порядке, все самое необходимое.

Шаман отправился в кабинет отца и принялся тщательно его осматривать: порылся в ящиках стола, открыл кожаный сундук, рассортировывая вещи на три категории: для матери — все мелкие предметы, как память об отце; для старшего брата — штук пять свитеров, которые Сара Коул связала из шерсти их собственных овец, чтобы доктор не мерз во время вызовов холодными вечерами; принадлежности для охоты и рыбалки и настоящее сокровище — достаточно новый (по крайней мере, Шаман видел его впервые) кольт сорок четвертого калибра, применявшийся в армии Техаса, с рукоятью из черного ореха и нарезным дулом длиной девять дюймов. Тот факт, что он обнаружил оружие, удивил и шокировал его. Ведь его отец всегда был пацифистом. Он согласился лечить солдат Союза, но соблюдал при этом строгий нейтралитет. Шаман был уверен, что он никогда бы не взял в руки оружие. Зачем он купил этот, очевидно, дорогой револьвер?

Книги по медицине, микроскоп, медицинская сумка, большая аптека трав и лекарств будут полезны Шаману в его практике. В чемодане под микроскопом оказалось целое собрание книг — вернее, томов, сшитых из конторской бумаги. Шаман просмотрел их и понял, что нашел дневник отца, который тот вел всю свою жизнь.

Том, который он выбрал наугад, был датирован тысяча восемьсот сорок вторым годом. Пролистывая его, Шаман обнаружил богатый, хоть и разрозненный набор врачебных заметок, рецептов лекарств и личных записей. В дневнике то и дело встречались эскизы: лица, анатомические рисунки, рисунок обнаженной беременной женщины в полный рост, в которой Шаман сразу узнал свою мать. Он внимательно рассмотрел ее молодое лицо и зачарованно уставился на запретную плоть, догадываясь, что в животе находится плод, который со временем превратится в него — Шамана. Он открыл другой том, написанный ранее, когда Роберт Джадсон Коул был молодым человеком и оказался в Бостоне, после того как сошел с корабля, прибывшего в Новый Свет из Шотландии. Здесь тоже был рисунок неизвестной Шаману обнаженной женщины. Черты ее лица были размыты, а вот вульва, напротив, изображена в клинических деталях, и он вдруг понял, что перед ним — рассказ отца о сексуальной связи с какой-то женщиной в пансионе.