С самого начала обучения он понял, что обладает даром, который дядя Рейналд, ведущий общую практику недалеко от Глазго, называл даром Коулов: способностью, держа пациента за руку, определить, выживет он или умрет. Это было шестое чувство диагноста: частично — инстинкт, интуиция; частично — сигнал от унаследованных датчиков, которые никто не мог ни назвать, ни понять; но чувство работало, пока его не притупляло злоупотребление алкоголем. Для врача это был настоящий подарок, однако сейчас, на чужбине, он только угнетал дух Роба Джея, потому что в Восьмом районе умирало куда больше людей, чем в других местах.
Район, проклятый Богом, как Роб в последнее время стал его называть, поглощал большую часть его жизни. Ирландцы приезжали сюда с самыми радужными надеждами. В Старом Свете чернорабочий получал шесть пенсов в день, если находил работу. В Бостоне безработица была ниже и рабочие зарабатывали больше, но трудились они по пятнадцать часов в сутки, семь дней в неделю. Арендная плата за жилье, пусть и в трущобе, здесь была выше, продукты питания стоили дороже, и к тому же здесь у них не было ни садика, ни самого крошечного участка земли, где они могли бы выращивать какие-нибудь ягоды, ни коровы, дающей молоко, ни свиньи — сало на бекон. Район ужасал его нищетой, и грязью, и отсутствием самого необходимого; все это должно было довести его до отчаяния, но почему-то, наоборот, стимулировало, заставляло работать подобно навозному жуку, пытающемуся сдвинуть с места целую гору овечьих экскрементов. Воскресенья ему следовало бы посвящать отдыху, использовать короткую передышку, чтобы прийти в себя после отупляющей работы в течение ужасной недели. По утрам в воскресенье даже Мэг получала несколько свободных часов, чтобы сходить на мессу. А Роб Джей каждое воскресенье снова возвращался в район, освободившись от необходимости действовать в соответствии со списком, составленным по бланкам вызовов. Он получил возможность жертвовать несколько часов собственного времени — часов, которые ему не было нужды воровать. Он почти мгновенно приобрел настоящую, хотя и абсолютно неоплачиваемую воскресную практику, ибо всюду, куда ни глянь, он видел болезнь, и жар, и немощь. Очень быстро по району разлетелась молва о враче, который умел разговаривать на древнем гэльском языке, объединяющем шотландцев и ирландцев. Когда они слышали, как с его губ срываются звуки их прежнего дома, даже самые отчаявшиеся и самые пропащие души светлели. «Beannacht De ort, dochtuir oig! Да благословит тебя Бог, молодой доктор!» — кричали они ему вслед на улице. Один человек сказал другому о пареньке-враче, который «говорит на языке» — и скоро он говорил на гэльском каждый день. Но если на Форт-хилл он пользовался всеобщим обожанием, то в Бостонской клинике дело обстояло наоборот. Неожиданно там стали появляться многочисленные и самые разношерстные пациенты с рецептами от доктора Роберта Джея Коула: он выписывал им лекарства, костыли и даже еду — как средство лечения недоедания.
— Что происходит? Что? Их нет в списках пациентов, рекомендованных нашими спонсорами, — жаловался мистер Вильсон.
— Это те жители Восьмого района, которые больше всего нуждаются в нашей помощи.
— Как бы там ни было, нельзя позволить хвосту вертеть собакой. Если вы хотите и дальше работать на нашу клинику, доктор Коул, вам придется придерживаться ее правил, — строго отчитал его мистер Вильсон.
Одним из его воскресных пациентов был Питер Финн из Хаф-Мун-плейс, который порвал себе икроножную мышцу: ему на правую ногу упала корзина с фургона — он как раз стоял на причале и получал деньги за половину рабочего дня. Место разрыва, перевязанное грязной тряпкой, уже опухло и болело, когда он наконец показал ногу врачу. Роб вымыл и сшил неровные куски плоти, но предотвратить заражение ему не удалось, и уже на следующий день он был вынужден снять шов и поместить в рану дренажную трубку. Инфекция распространялась с ужасающей скоростью, и через несколько дней дар сказал ему, что, если он хочет спасти Питеру Финну жизнь, ногу следует ампутировать.
Это произошло во вторник; откладывать операцию до воскресенья было нельзя, и ему снова пришлось воровать время у поликлиники. Мало того, что он был вынужден использовать один из чистых бланков, которые раздобыл для него Холмс, он отдал свои собственные, с таким трудом заработанные деньги Розе Финн, чтобы она сходила в салун на первом этаже и купила кувшин ирландского самогона, столь же необходимого во время операции, как скальпель.
Читать дальше