Карл Май - В балканских ущельях

Она была босой, тело обернуто в некое подобие платка, а волосы выглядели как продукция войлочной мануфактуры. Лицо не знало воды, наверное, несколько месяцев.

Я уже подумал, что мы ее больше не увидим, но после того как мы несколько раз позвали, она снова появилась. Перед лицом она держала ветхую корзинку и через щели смотрела на нас, но зато мы уже не могли судить о ее красоте.

— Что вам угодно? — спросила она.

— Здесь живет бакджи? — снова задал я свой коронный вопрос.

— Да, здесь.

— Ты его жена?

— Я его единственная жена, — ответила она с гордостью, из чего можно было понять, что она и только она владеет сердцем своего неуловимого паши.

— Он дома?

— Нет.

— А где он?

— Ушел.

— Куда?

— Он совершает обход.

— Но ведь сейчас не ночь!

— Он сторожит не только по ночам, но и днем — наблюдает за подданными падишаха. Он ведь не только бакджи, но и слуга киаджи 5, выполняет его приказы.

Но тут появился тот самый мужчина, которого мы расспрашивали чуть раньше. Он был полон достоинства.

Я состроил кислую мину и сделал несколько шагов ему навстречу.

— Так ты сам и есть бакджи?

— Да! — ответил он гордо.

Хаджи Халеф Омар заметил, что я не в настроении, и подъехал почти вплотную к ночному стражу, не выпуская при этом меня из виду. Я догадался, что он задумал, и одобрительно кивнул ему.

— Отчего же ты не сказал мне это сразу, когда я с тобой разговаривал? — спросил я.

— Я не считал это необходимым. У тебя есть еще деньги?

— Для тебя хватит. Могу оплатить тебе все последующие ответы.

При этом я едва заметно кивнул, и плетка Халефа со свистом опустилась на спину стража порядка. Тот попытался отпрыгнуть назад, но маленький хаджи уверенно дал лошади шенкелей, и она так плотно прижала крупом незадачливого плута к стене, что тот не мог пошевелиться. Он и не думал воспользоваться саблей или дубинкой, лишь вопил не своим голосом, и ему вторила его «единственная». При этом она забыла прикрывать лицо корзинкой, отбросила ее, подскочила к лошади Халефа, схватила ее за хвост и что было сил заголосила:

— Убирайся! Убирайся! Как ты можешь так обращаться со слугой и любимцем падишаха? На помощь! На помощь!

На эти истошные крики из соседних окон и дверей стали высовываться люди, заинтересованные источником столь громких звуков.

Я так же незаметно подал Халефу знак закругляться. Он понял меня. Всего ночной сторож получил десять — двенадцать ощутимых ударов плеткой. Он выпустил Дубинку из правой руки, схватился ею за саблю, а левой — за спину, вскричав:

— Ты, ублюдок! Сейчас я сделаю тебя на голову короче! Натравлю на тебя всю деревню — пусть люди разорвут тебя!

Халеф, смеясь, кивнул. Он уже хотел что-то ответить, но в это мгновение какой-то мужчина пробрался сквозь собравшуюся вокруг толпу и обратился ко мне с вопросом:

— Что здесь происходит, кто вы такие?

Передо мной явно был господин наместник, но я все же спросил:

— А кто ты?

— Я киаджа этой деревни. Кто дал вам право избивать моего хаваса?

— Его поведение дало нам это право.

— Как это?

— Я хотел получить у него справку, а он отказал мне в этом пустяке. Он вымогал с меня деньги за все.

— Он имеет право продавать свои ответы за ту цену, которую считает нужной!

— А я отплачиваю ему по своим расценкам! Сейчас он получил заработанное и будет отвечать.

— Ни слова не скажу! — завопил стражник.

— Ни слова не скажет, — подтвердил киаджа. — Вы напали на моего слугу. Немедленно следуйте за мной! Я расследую это дело и наложу на вас штраф.

Тут маленький хаджи достал плетку и спросил меня:

— Эфенди, не попробовать ли этому киадже из Букей гиппопотамовой кожи?

— Сейчас не надо, давай попозже, — ответил я.

— Ты что, собака, хочешь наградить меня плетьми?! — взвился наместник.

— Вполне возможно, — ответил я спокойно. — Ты киаджа этой деревни, но знаешь ли ты, кто я?

Он промолчал. Мой вопрос был ему совсем некстати. Я между тем продолжал:

— Ты назвал этого человека своим хавасом.

— Он и есть Мой хавас.

— Нет, он не хавас. Где он родился?

— Здесь.

— Ах вот как! А кто откомандировал его к тебе? Если он местный житель, значит, ты сам сделал его своим подчиненным, но ведь он не полицейский. Ты посмотри

на этих трех всадников, одетых в униформу великого господина. Получается, у тебя в подчинении лишь ночной сторож, а у меня — трое настоящих хавасов. Что из этого следует? Что я — совершенно иной человек, нежели ты.