Бернард Корнуолл - ПОЛК СТРЕЛКА ШАРПА

— А это так?

Она презрительно сморщилась:

— Наш «Принцишка» любит старушек, майор. Чем старше, тем аппетитнее. Он упивается их древностью и затхлостью. — коготком она провела по его шраму, — Как тебе лорд Феннер?

— Лживый ублюдок.

Впервые он услышал её смех.

— Очень точная характеристика, майор. Лорд Феннер — политик, а, значит, готов жрать дерьмо ради власти и денег. А с чего ты решил, что он лгун?

Его рука мягко двигалась от её лопаток до бёдер:

— Он сказал, что мой второй батальон — фикция. Соврал.

— Откуда знаешь, что соврал? — тень усмешки промелькнула на её лице. Уверенность Шарпа позабавила её.

— Она набирают рекрутов, а фикциям рекруты не нужны.

— Что будешь делать?

— Искать второй батальон.

На диво нежно она откинула с его лба прилипшую тёмную прядку:

— Не ищи.

— Почему?

Её нога обвилась вокруг него:

— Останься в Лондоне, майор. При дворе «Принцишки» полно похотливых шлюшек. Наслаждайся. Разве Феннер не пообещал тебе другой полк?

Шарп замер:

— Что так?

Вопрос повис в воздухе. Шарпа колотило, словно перед большой битвой. Он не знал её имени. Он знал лишь её горячее, ненасытное тело. В ней было что-то от кошки, гибкой грациозной кошки, раскинувшейся нагой на чёрных простынях и следящей зелёными хищными очами за тем, как он одевается:

— Могу я дать вам совет, майор Шарп?

Он натянул сапоги:

— Да.

— Не ищите этот батальон.

— Выходит, он существует?

— Я этого не говорила. — она завернулась в простыню, — Пристройтесь в Лондоне. Позвольте «Принцишке» наиграться вами всласть, но не наживайте себе врага в лице лорда Феннера.

Он презрительно хмыкнул:

— Что он мне сделает?

— Убьёт. Так что не ищите, майор.

Он наклонился поцеловать её, но она отстранилась. Он выпрямился:

— Я приехал в Англию найти его.

— Подите прочь, майор. — она наблюдала, как он пристёгивает палаш, — Там есть чёрный ход. Никто не должен вас видеть. Убирайтесь в свою Испанию!

В дверях Шарп обернулся:

— Там, в Испании, меня ждут люди, которые верят в меня.

Дом казался вымершим. Ни звука, ни шороха. Зеленоглазая молча смотрела на Шарпа, и стрелок понял, что его слова не задевают в её душе никаких струн, но упрямо продолжал:

— Они не лорды, они не герцоги, их осмеяли бы в Карлтон-Хаусе, но они те, кто проливает кровь за всех вас. Ради них я здесь.

Губы её изогнулись в усмешке:

— Прочь.

— Если тебе что-нибудь известно о моём батальоне, скажи мне.

— Я сказала тебе убираться. — из-под маски холодности прорвалась злость и отчаяние, — Вон!

— Постоялый двор «Роза». Я живу там. Напиши мне туда, и письмо меня найдёт. Мне всё равно, кто ты. Постоялый двор «Роза».

Она отвернулась, и Шарп ушёл. Переулок, куда выходил задний ход, встретил стрелка ярким солнечным светом. Шарп зажмурился, больше всего на свете желая оказаться там, где и был его истинный дом. В Испании, где шла война. Лондон, город роскоши, лжи и греха, оттолкнул стрелка. Шарп был чужим здесь.

Он зло сжал челюсти и побрёл на Друри-Лейн.

Британские солдаты в ярких красных мундирах, с мушкетами, на которых поблёскивали штыки, шагали сквозь дым. Они кричали. Они наступали. Били барабаны.

Французы спасались бегством. Они заполошно карабкались по склону холма. Англичане остановились и дали залп. Двое французов в чистенькой синей форме упали. Один выплюнул изо рта кровь, вскинул руки и картинно скатился к начищенным до блеска ботинкам британцев. Французский офицер в сползшем набекрень парике рухнул на колени и простёр сцепленные ладони к англичанам, моля о пощаде.

— И тогда, леди и джентльмены, настал звёздный час кавалерии!

Оркестр бравурно взвизгнул, и на сцену, размахивая деревянными саблями, выехали четыре всадника. Зрители заорали.

Десять разбитых французов построились в линию у подножия бутафорского холма, подняв ружья. Кавалеристы скакали к ним колено в колено. Сверкали шпоры и упряжь.

— Копыта их благородных коней оглушающе гремели по полям Виттории!

Рокот барабанов стал угрожающим.

— Мечи их были воздеты, отражая лучи солнца того славного дня!

Деревянные клинки взметнулись вверх.

— И гордыня Франции была смирена, леди и джентльмены, войска узурпатора повержены, и мир смятённо лицезрел ужасающую мощь британской кавалерии!

Оркестр выдал маловразумительную какофонию. Четыре конника обрушились на французов, и те живописно умирали, ломая руки и истекая кровью из приготовленных пузырей.