Виктор Поротников: Добрыня Никитич. За Землю Русскую!

Торбьерн посмотрел в глаза Добрыне.

– Буду иметь это в виду, – невозмутимо проговорил Добрыня, протянув руку к берестяному коробу с сушеной рыбой, стоящему на песке у его ног. – Однако, друже, мне хотелось бы узнать что-либо и о других варяжских князьях.

– Что ж, изволь, – с готовностью сказал Торбьерн, ловко кинув в костер обглоданный хребет маленькой сушеной щуки.

Поздно вечером Добрыня позвал к себе в шатер Регнвальда и Харальда.

За холщовой стенкой шатра косыми струями лил дождь. С озера порывами налетал пронизывающий ветер, раскачивающий кроны высоких сосен. Деревья стонали и скрипели под напором холодных ветряных струй, время от времени где-то в лесу раздавался громкий треск ломающихся ветвей.

– Не на шутку разошелся Стрибог, – промолвил Регнвальд, снимая с себя плащ с капюшоном и передавая его чашнику Рацлаву. – Надо бы задобрить старика Стрибога жертвами, иначе можем неделю просидеть на этом берегу.

Сказанное Регнвальдом предназначалось Добрыне, который восседал на скамье возле толстой жерди, поддерживающей кожаный верх шатра. Рядом с Добрыней на этой же скамье стоял масляный светильник, язычок пламени которого источал слабый запах конопляного масла.

– Завтра поутру свершим требу Стрибогу, – нехотя отозвался Добрыня, – нечего суетиться на ночь глядя.

– Не шибко ты богов привечаешь, Добрыня, – с усмешкой заметил Харальд, скинув свой намокший плащ на руки молчаливому Рацлаву. – И в Новгороде перед самым отплытием вместо щедрой жертвы Перуну и Хорсу ты отделался жалкой подачкой, рассердив тем самым волхвов.

– Боги, как люди, стоит их избаловать щедрыми жертвами, они начинают капризничать и нос задирать, – проворчал Добрыня. – Подаянием токмо нищие калеки живут, ибо ни на что более не годны. Боги не калеки, наоборот, они бессмертием обладают. Так пусть боги сначала потрудятся для людей, утихомирят ветры, непогоду прекратят, тогда и получат вознаграждение по заслугам. Вон дожди идут с самого начала лета, все озимые скоро сгниют, а боги и не чешутся нисколько! Коль богам на людей наплевать, то и людям не пристало богов славить.

Регнвальд и Харальд переглянулись, изумленные столь дерзкими высказываниями Добрыни. Им обоим и в голову не могло прийти такое, чтобы хоть в чем-то порицать богов, от которых все зависит в этом мире.

– Зачем ты позвал нас? – спросил Регнвальд, усаживаясь на другую скамью напротив Добрыни.

Харальд уселся рядом с Регнвальдом, утирая рукавом рубахи свой мокрый лоб и щеки.

– Позвал я вас по важному делу, други мои, – сказал Добрыня, облокотившись на свои колени. – Перед ужином толковал я с одним купцом-даном и вызнал у него немало интересного.

– Что же ты вызнал? – загорелся любопытством Регнвальд.

– Ты же знаешь, что твоя мать была дочерью Скеглара Тости, ярла Вестерготланда, – промолвил Добрыня и сделал паузу, наблюдая за реакцией Регнвальда.

– Ну конечно, знаю, – произнес Регнвальд. – И что из того?

– Скеглар Тости умер три года тому назад, – продолжил Добрыня. – С той поры и до сего дня в Вестерготланде идет замятня, поскольку сын Скеглара Тости тоже умер. Прямых потомков по мужской линии в роду Скеглара Тости не осталось. На земли Вестерготланда теперь претендуют Торгнир, ярл Тьюндаленда, и конунг свеев Эрик Сегерсель.

– Ну и что? – Регнвальд пожал плечами, не понимая, куда клонит Добрыня.

– Не будь же дурнем, приятель! – возмущенно фыркнул Добрыня. – У тебя и у Харальда есть полное право вокняжиться в Вестерготланде, ведь вы оба доводитесь внуками покойному Скеглару Тости. Вам нужно поскорее добраться до острова Готланд и заявить о своем праве на владение тамошними землями.

Регнвальд и Харальд опять переглянулись, пораженные услышанным от Добрыни.

– Вряд ли эта затея будет иметь успех, – с сомнением в голосе проговорил Регнвальд. – Я ни разу не был на Готланде, меня там никто не знает. Моя мать уехала оттуда на Русь, когда ей было шестнадцать лет. Я родился в Киеве. Ни Скеглар Тости, ни его сын Снорри никогда меня не видели, а равно и все их приближенные. Харальд же родился в Вестфольде, и на Готланде он побывал лишь однажды, когда умерла его мать. С Готланда Харальд и его сестра Тюра уехали в Киев под опеку моих родителей. Я думаю, и Харальда на Готланде все уже позабыли, ведь сколько лет прошло. Мне ныне двадцать семь лет, а Харальду и вовсе уже за тридцать. Определенно мы с Харальдом будем выглядеть в глазах имовитых людей Вестерготланда как самозванцы.